Lo! 'tis a gala night
     Within the lonesome latter years!
 An angel throng, bewinged, bedight
     In veils, and drowned in tears,
 Sit in a theatre, to see
     A play of hopes and fears,
 While the orchestra breathes fitfully
     The music of the spheres.

 Смотри! огни во мраке блещут
          (О, ночь последних лет!).
 В театре ангелы трепещут,
          Глядя из тьмы на свет,
 Следя в слезах за пантомимой
          Надежд и вечных бед.
 Как стон, звучит оркестр незримый:
          То – музыка планет.

 Mimes, in the form of God on high,
     Mutter and mumble low,
 And hither and thither fly –
     Mere puppets they, who come and go
 At bidding of vast formless things
     That shift the scenery to and fro,
 Flapping from out their Condor wings
     Invisible Wo!

 Актеров сонм, – подобье бога, –
          Бормочет, говорит,
 Туда, сюда летит с тревогой, –
          Мир кукольный, спешит.
 Безликий некто правит ими,
          Меняет сцены вид,
 И с кондоровых крыл, незримый,
          Проклятие струит.

 That motley drama – oh, be sure
     It shall not be forgot!
 With its Phantom chased for evermore,
     By a crowd that seize it not,
 Through a circle that ever returneth in
     To the self-same spot,
 And much of Madness, and more of Sin,
     And Horror the soul of the plot.

 Нелепый фарс! – но невозможно
          Не помнить мимов тех,
 Что гонятся за Тенью, с ложной
          Надеждой на успех,
 Что, обегая круг напрасный,
          Идут назад, под смех!
 В нем ужас царствует, в нем властны
          Безумие и Грех.

 But see, amid the mimic rout
     A crawling shape intrude!
 A blood-red thing that writhes from out
     The scenic solitude!
 It writhes! – it writhes! – with mortal pangs
     The mimes become its food,
 And the angels sob at vermin fangs
     In human gore imbued.

 Но что за образ, весь кровавый,
          Меж мимами ползет?
 За сцену тянутся суставы,
          Он движется вперед,
 Все дальше, – дальше, – пожирая
          Играющих, и вот
 Театр рыдает, созерцая
          В крови ужасный рот.

 Out – out are the lights – out all!
     And, over each quivering form,
 The curtain, a funeral pall,
     Comes down with the rush of a storm,
 And the angels, all pallid and wan,
     Uprising, unveiling, affirm
 That the play is the tragedy, "Man,"
     And its hero the Conqueror Worm.

 Но гаснет, гаснет свет упорный!
          Над трепетной толпой
 Вниз занавес спадает черный,
          Как буря роковой.
 И ангелы, бледны и прямы,
          Кричат, плащ скинув свой,
 Что «Человек» – названье драмы,
          Что «Червь» – ее герой!

Червь победитель. Впервые появилось в «American Museum», в сентябре 1838 г.; позднее включено в состав рассказа «Лигейя»; отдельно перепечатано в «Graham’s Magazine», в январе 1843 г.; позднее перепечатано в изд. 1845 г. При перепечатках в поэму вносились автором различные поправки; перевод дает последнюю редакцию поэмы. (Прим. перев.)