Lo! Death has reared himself a throne
 In a strange city lying alone
 Far down within the dim West,
 Where the good and the bad and the worst and the best
 Have gone to their eternal rest.
 There shrines and palaces and towers
 (Time-eaten towers that tremble not!)
 Resemble nothing that is ours.
 Around, by lifting winds forgot,
 Resignedly beneath the sky
 The melancholy waters lie.

 Смотри! Смерть там воздвигла трон,
 Где странный город погружен,
 На дымном Западе, в свой сон.
 Где добрый и злой, герой и злодей
 Давно сошли в страну теней.
 Дворцы, палаты, башни там
 (Ряд, чуждых дрожи, мшистых башен)
 Так чужды нашим городам!
 Не тронет ветер с моря – пашен;
 И воды, в забытьи немом,
 Покоятся печальным сном.

 No rays from the holy heaven come down
 On the long night-time of that town;
 But light from out the lurid sea
 Streams up the turrets silently –
 Gleams up the pinnacles far and free –
 Up domes – up spires – up kingly halls –
 Up fanes – up Babylon-like walls –
 Up shadowy long-forgotten bowers
 Of sculptured ivy and stone flowers –
 Up many and many a marvellous shrine
 Whose wreathéd friezes intertwine
 The viol, the violet, and the vine.

 Луч солнца со святых высот
 Там ночи долгой не прервет;
 Но тусклый блеск угрюмых вод
 Струится молча в высь, на крыши
 Змеится по зубцам, и выше,
 По храмам, – башням, – по палатам, – 
 По Вавилону-сродным скатам, – 
 Тенистым, брошенным беседкам, – 
 Изваянным цветам и веткам,
 Где дивных капищ ряд и ряд,
 Где, фризом сплетены, висят – 
 Глазки, – фиалки, – виноград.

 Resignedly beneath the sky
 The melancholy waters lie.
 So blend the turrets and shadows there
 That all seem pendulous in air,
 While from a proud tower in the town
 Death looks gigantically down.

 Вода, в унынии немом,
 Покоится покорным сном;
 С тенями слиты, башни те
 Как будто виснут в пустоте;
 А с башни, что уходит в твердь,
 Как Исполин, в глубь смотрит Смерть.

 There open fanes and gaping graves
 Yawn level with the luminous waves;
 But not the riches there that lie
 In each idol's diamond eye –
 Not the gaily-jewelled dead
 Tempt the waters from their bed;
 For no ripples curl, alas!
 Along that wilderness of glass –
 No swellings tell that winds may be
 Upon some far-off happier sea –
 No heavings hint that winds have been
 On seas less hideously serene.

 Глубь саркофагов, капищ вход
 Зияют над мерцаньем вод;
 Но все сокровища дворцов,
 Глаза алмазные богов,
 И пышный мертвецов убор – 
 Волны не взманят: нем простор.
 И дрожь, увы! не шелохнет
 Стеклянную поверхность вод.
 Кто скажет: есть моря счастливей,
 Где вихри буйствуют в порыве,
 Что бури есть над глубиной
 Не столь чудовищно немой!

 But lo, a stir is in the air!
 The wave – there is a movement there!
 As if the towers had thrust aside,
 In slightly sinking, the dull tide –
 As if their tops had feebly given
 A void within the filmy Heaven.
 The waves have now a redder glow –
 The hours are breathing faint and low –
 And when, amid no earthly moans,
 Down, down that town shall settle hence,
 Hell, rising from a thousand thrones.
 Shall do it reverence.

 Но что же! Воздух задрожал!
 Встает волна, – поднялся вал!
 Как будто, канув в глубину,
 Те башни двинули волну,
 Как будто крыши налету
 Создали в небе пустоту!
 Теперь на водах – отблеск алый, – 
 Часы – бессильны и усталы, – 
 Когда ж под грозный гул во тьму,
 Во глубь, во глубь, весь город канет, – 
 С бесчестных тронов ад восстанет,
        С приветствием ему!

Город на море. Напечатано в изд. 1845 г. См. 1830—1831 г., «Осужденный город». (Прим. переводчика)