Not long ago, the writer of these lines,
In the mad pride of intellectuality,
Maintained "the power of words" – denied that ever
A thought arose within the human brain
Beyond the utterance of the human tongue:
And now, as if in mockery of that boast,
Two words – two foreign soft dissyllables –
Italian tones, made only to be murmured
By angels dreaming in the moonlit "dew
That hangs like chains of pearl on Hermon hill," –
Have stirred from out the abysses of his heart,
Unthought-like thoughts that are the souls of thought,
Richer, far wilder, far diviner visions
Than even the seraph harper, Israfel,
(Who has "the sweetest voice of all God's creatures,")
Could hope to utter. And I! my spells are broken.
The pen falls powerless from my shivering hand.
With thy dear name as text, though hidden by thee,
I cannot write – I cannot speak or think –
Alas, I cannot feel; for 'tis not feeling,
This standing motionless upon the golden
Threshold of the wide-open gate of dreams,
Gazing, entranced, adown the gorgeous vista,
And thrilling as I see, upon the right,
Upon the left, and all the way along,
Amid empurpled vapors, far away
To where the prospect terminates – thee only! |
Тому недавно, тот, кто это пишет,
В безумной гордости своим сознаньем,
«Власть слов» поддерживая, отрицал,
Чтоб мысль могла в мозгу у человека
Родиться, не вмещаемая словом.
И вот, на похвальбу в насмешку словно,
Два слова, – два чужих двусложья нежных,
По звуку итальянских, – тех, что шепчут
Лишь ангелы, в росе мечтая лунной,
«Что цепью перлов на Гермоне виснет», –
Из самых глубей сердца извлекли
Безмысленные мысли, души мыслей,
Богаче, строже, дивней, чем виденья,
Что Израфели, с арфой серафим
(Чей «глас нежней, чем всех созданий божьих»),
Извлечь бы мог! А я! Разбиты чары!
Рука дрожит, и падает перо.
О нежном имени, – хоть ты велела, –
Писать нет сил; нет сил сказать, помыслить,
Увы! нет сил и чувствовать! Не чувство –
Застыть в недвижности на золотом
Пороге у открытой двери снов,
Смотря в экстазе в чудные покои,
И содрогаться, видя, справа, слева,
Везде, на протяженьи всей дороги,
В дыму пурпурном, далеко, куда
Лишь достигает взор, – одну тебя! |
