Broke to every known mischance, lifted over all
By the light sane joy of life, the buckler of the Gaul,
Furious in luxury, merciless in toil,
Terrible with strength that draws from her tireless soil;
Strictest judge of her own worth, gentlest of man's mind,
First to follow Truth and last to leave old Truths behind –
France beloved of every soul that loves its fellow – kind!

Все горести испытала и все победить смогла,
Прикрыта любовью к жизни, как щитом от любого зла,
Не ведала в роскоши меры и передышки в труде,
И черпала грозную силу в земле своей и воде;
Себя саму и своих людей судила строго она,
За новою правдой первой шла и старой была верна,
За нрав свой радушный любима сейчас и во все времена.

Ere our birth (rememberest thou?) side by side we lay
Fretting in the womb of Rome to begin our fray.
Ere men knew our tongues apart, our one task was known –
Each to mould the other's fate as he wrought his own.
To this end we stirred mankind till all Earth was ours,
Till our world – end strifes begat wayside Thrones and Powers –
Puppets that we made or broke to bar the other's path –
Necessary, outpost – folk, hirelings of our wrath.
To this end we stormed the seas, tack for tack, and burst
Through the doorways of new worlds, doubtful which was first,
Hand on hilt (rememberest thou?) ready for the blow –
Sure, whatever else we met, we should meet our foe.
Spurred or balked at every stride by the other's strength,
So we rode the ages down and every ocean's length!

Еще до рождения – помнишь? – мы толкали друг друга в бок
В римской утробе – и это был нашей вражды исток.
Ещё язык у нас был един – мы стремились уже к тому,
Чтоб судьбу другого народа скроить по образцу своему.
До сей поры мы землю трясли – и нашей стала земля,
Другие Троны наша вражда сметала во тьму, пыля,
Других Государей в странах других мы творили друг другу во вред –
Мы их нанимали, чтоб причинить соседу побольше бед.
До сей поры мы за шагом шаг штурмовали моря, и вот –
Двери нового мира открыли рывком, не зная, кто первым идёт.
С клинком обнажённым – помнишь? – всегда вступить готовые в бой –
Кого б ни встречали – мы только врага видели перед собой;
Но сила его не пугала нас, а только звала вперёд –
Вот так мы неслись через бездну веков и через просторы вод!

Where did you refrain from us or we refrain from you?
Ask the wave that has not watched war between us two?
Others held us for a while, but with weaker charms,
These we quitted at the call for each other's arms.
Eager toward the known delight, equally we strove –
Each the other's mystery, terror, need, and love.
To each other's open court with our proofs we came.
Where could we find honour else, or men to test our claim!
From each other's throat we wrenched – valour's last reward –
That extorted word of praise gasped 'twixt lunge and guard,
In each other's cup we poured mingled blood and tears,
Brutal joys, unmeasured hopes, intolerable fears –
All that soiled or salted life for a thousand years.
Proved beyond the need of proof, matched in every clime,
O Companion, we have lived greatly through all time!

Ты ли была отраженьем нас – или вторили мы тебе?
И была ли на свете такая волна, что нас видела не в борьбе?
Нас отвлекали иные порой, но не могли удержать,
И мы, услышав знакомый зов, шли друг на друга опять.
Нас привлекала знакомая страсть, равных врагов борьба;
Мы были друг другу – загадка и страх, нужда, любовь и судьба.
Мы приходили друг к другу на суд, не рискуя утратой лица –
И честность всегда находили там, и вниманье к речам истца.
Последнюю дань отваге в последнем дыханье своём
Глотки наши хрипели меж гардой и остриём.
И мы наливали друг другу в чашу адскую смесь –
Слёзы и кровь, издёвки, страх, недоверие, спесь –
Во все эти горькие годы, с древних времён доднесь.
Этой борьбой мы ныне закалены навсегда;
Славные были годы, славной была вражда!

Yoked in knowledge and remorse, now we come to rest,
Laughing at old villainies that Time has turned to jest;
Pardoning old necessities no pardon can efface –
That undying sin we shared in Rouen market–place.
Now we watch the new years shape, wondering if they hold
Fiercer lightnings in their heart than we launched of old.
Now we hear new voices rise, question, boast or gird,
As we raged (rememberest thou?) when our crowds were stirred.
Now we count new keels afloat, and new hosts on land,
Massed like ours (rememberest thou?) when our strokes were planned.
We were schooled for dear life's sake, to know each other's blade.
What can Blood and Iron make more than we have made?
We have learned by keenest use to know each other's mind,
What shall Blood and Iron loose that we cannot bind?
We who swept each other's coast, sacked each other's home,
Since the sword of Brennus clashed on the scales at Rome,
Listen, count and close again, wheeling girth to girth,
In the linked and steadfast guard set for peace on earth!

Ныне в оковах культуры мы во вражде не вольны,
И прежние злодеянья стали для нас смешны;
Мы готовы простить былое, будто грех – это просто вздор;
Даже общее преступленье – негасимый руанский костёр.
Мы думаем, глядя на новый век: в сердце новых времён
Будет ли ярче пылать огонь, чем тот, что нами зажжён?
Мы слушаем новые голоса, полные похвальбы,
Подобные нашим – помнишь? – во дни былой кровавой борьбы.
Мы видим тьмы солдат на земле и тьмы кораблей в морях,
Готовые так же – помнишь? – как мы, врага обратить во прах.
Мы оружье друг друга ценой потерь изучили, спасая свой род.
Разве смогут Железо и Кровь теперь доставить больше невзгод?
Мы за века досконально познать смогли друг у друга умы,
Разве смогут Железо и Кровь развязать нынче то, что не свяжем мы?
Мы – те, кто друг другу топтал берега, врывался друг к другу в дом
С той самой поры, когда Бреннов меч блеснул над римским холмом, –
Мы слушаем, видим, смыкаем ряды; и, круглые сутки в седле,
Несём свою службу в едином строю, спасая мир на земле!

Broke to every known mischance, lifted over all
By the light sane joy of life, the buckler of the Gaul;
Furious in luxury, merciless in toil,
Terrible with strength renewed from a tireless soil;
Strictest judge of her own worth, gentlest of man's mind,
First to face the Truth and last to leave old Truths behind –
France, beloved of every soul that loves or serves its kind!

Все горести испытала и все победить смогла,
Прикрыта любовью к жизни, как щитом от любого зла,
Не ведала в роскоши меры и передышки в труде,
И черпала грозную силу в земле своей и воде;
Себя саму и своих людей судила строго она,
За новою Правдой первой шла и старой была верна –
За нрав свой любовью и верностью многих одарена.