The Stranger within my gate,
  He may be true or kind,
But he does not talk my talk –
  I cannot feel his mind.
I see the face and the eyes and the mouth,
  But not the soul behind.

Когда мне в ворота стучится Чужак,
Вполне вероятно, что он мне не враг.
Но чуждые звуки его языка
Мешают мне к сердцу принять Чужака.
Быть может, и нету в глазах его лжи,
Но все ж я за ними не чую души.

The men of my own stock,
   They may do ill or well,
But they tell the lies I am wanted to,
   They are used to the lies I tell;
And we do not need interpreters
   When we go to buy or sell.

Когда со своим я имею дела,
Душа его часто отнюдь не бела.
Но если он лжет, я совсем не смущен:
Я тем же манером хитрю, что и он.
Мы купли-продажи свершаем, ворча,
Но все ж нам не нужно искать толмача!

The Stranger within my gates,
  He may be evil or good,
But I cannot tell what powers control –
  What reasons sway his mood;
Nor when the Gods of his far-off land
   Shall repossess his blood.

Когда мне в ворота стучится Чужак,
Он зол или добр, не пойму я никак.
И много ли в сердце любви у него?
И много ли перца в крови у него?
И Бога, что дед заповедал ему,
Он чтит ли сегодня, никак не пойму.

The men of my own stock,
   Bitter bad they may be,
But, at least, they hear the things I hear,
  And see the things I see;
And whatever I think of them and their likes
   They think of the likes of me.

Когда со своим я имею дела,
Душа его часто исполнена зла.
Но мир, что мы видим под схожим углом,
Меня заставляет мириться со злом,
И то, что мы чувствуем с ним заодно,
Каков бы он ни был, скрепляет звено!

This was my father's belief
  And this is also mine:
Let the corn be all one sheaf –
  And the grapes be all one vine,
Ere our children's teeth are set on edge
  By bitter bread and wine.

Твердил мне отец – и я верю отцу:
Конец соответствовать должен концу.
Да будет с единой лозы виноград!
Да будут все овощи с родственных гряд!
Живите ж как, дети, на грешной земле,
Покуда есть хлеб и вино на столе!