To Wolcott Balestier |
Посвящение к «Казарменным балладам» |
Beyond the path of the outmost sun through utter darkness hurled –
Further than ever comet flared or vagrant star-dust swirled –
Live such as fought and sailed and ruled and loved and made our world. |
Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,
Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,
Живут мореходы, титаны, борцы – создатели нашего мира. |
They are purged of pride because they died, they know the worth of their bays,
They sit at wine with the Maidens Nine and the Gods of the Elder Days,
It is their will to serve or be still as fitteth our Father's praise. |
Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:
Пируют в Раю они с Девятью Богинями щедрого края,
Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая. |
'Tis theirs to sweep through the ringing deep where Azrael's outposts are,
Or buffet a path through the Pit's red wrath when God goes out to war,
Or hang with the reckless Seraphim on the rein of a red-maned star. |
Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней
Где царь – Азраил, где злость затаил шайтан против рати Господней,
На рыжей звезде вольно им везде летать серафимов свободней. |
They take their mirth in the joy of the Earth – they dare not grieve for her pain –
They know of toil and the end of toil, they know God's law is plain,
So they whistle the Devil to make them sport who know that Sin is vain. |
Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,
Им радостен труд, оконченный труд и Божьи простые законы:
Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный. |
And ofttimes cometh our wise Lord God, master of every trade,
And tells them tales of His daily toil, of Edens newly made;
And they rise to their feet as He passes by, gentlemen unafraid. |
Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел,
Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:
Стоят перед Господом и ни один от страха не обезголосел. |
To these who are cleansed of base Desire, Sorrow and Lust and Shame –
Gods for they knew the hearts of men, men for they stooped to Fame,
Borne on the breath that men call Death, my brother's spirit came. |
Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,
В сердцах человечьих читают они, пред славой богов – человеки!
К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки. |
He scarce had need to doff his pride or slough the dross of Earth –
E'en as he trod that day to God so walked he from his birth,
In simpleness and gentleness and honour and clean mirth. |
Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.
Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!
Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий. |
So cup to lip in fellowship they gave him welcome high
And made him place at the banquet board – the Strong Men ranged thereby,
Who had done his work and held his peace and had no fear to die. |
Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин, –
За длинным столом блистает челом еще один Праведник-Воин.
Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен. |
Beyond the loom of the last lone star, through open darkness hurled,
Further than rebel comet dared or hiving star-swarm swirled,
Sits he with those that praise our God for that they served His world. |
Во внешней, запретной для звезд вышине, в пустыне немого эфира,
Куда и комета не долетит, в пространствах блуждая сиро,
Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку Мира. |