"And the night we got in, sat up from twelve to four with the chief engineer, who could not get to sleep either .Àæ said that the engines made him feel quite poetical at time, and told me things about his past life. He seems a pious old bird; but I wish I had known him earlier in the voyage."

Rudyard Kipling

Повествование тут ведется от лица инженера – механика пароходной компании; он стоит ночную вахту на палубе, заглядывая через верхний иллюминатор в машинное отделение, и беседует с воображаемым собеседником, то ли с Богом, то ли с пароходной машиной.
О чем же говорит он?

Р.Киплинг

Lord, Thou hast made this world below the shadow of a dream,
An', taught by time, I tak' it so – exceptin' always Steam.
From coupler–flange to spindle–guide I see Thy Hand, O God –
Predestination in the stride o' yon connectin'–rod.
John Calvin might ha' forged the same – enorrmous, certain, slow –
Ay, wrought it in the furnace–flame – my "Institutio."
I cannot get my sleep to–night; old bones are hard to please;
I'll stand the middle watch up here – alone wi' God an' these
My engines, after ninety days o' race an' rack an' strain
Through all the seas of all Thy world, slam–bangin' home again.
Slam–bang too much – they knock a wee – the crosshead–gibs are loose;
But thirty thousand mile o' sea has gied them fair excuse....
Fine, clear an' dark – a full–draught breeze, wi' Ushant out o' sight,
An' Ferguson relievin' Hay. Old girl, ye'll walk to–night!
His wife's at Plymouth.... Seventy–One–Two–Three since he began –
Three turns for Mistress Ferguson.... an' who's to blame the man?
There's none at any port for me, by drivin' fast or slow,
Since Elsie Campbell went to Thee, Lord, thirty years ago.
(The year the "Sarah Sands" was burned. Oh roads we used to tread,
Fra' Maryhill to Pollokshaws – fra' Govan to Parkhead!)
Not but they're ceevil on the Board. Ye'll hear Sir Kenneth say:
"Good morrn, McAndrew! Back again? An' how's your bilge to–day?"
Miscallin' technicalities but handin' me my chair
To drink Madeira wi' three Earls – the auld Fleet Engineer,
That started as a boiler–whelp – when steam and he were low.
I mind the time we used to serve a broken pipe wi' tow.
Ten pound was all the pressure then – Eh! Eh! – a man wad drive;
An' here, our workin' gauges give one hunder' fifty–five!
We're creepin' on wi' each new rig – less weight an' larger power:
There'll be the loco–boiler next an' thirty mile an hour!
Thirty an' more. What I ha' seen since ocean–steam began
Leaves me no doot for the machine: but what about the man?
The man that counts, wi' all his runs, one million mile o' sea:
Four time the span from earth to moon.... How far, O Lord, from Thee?
That wast beside him night an' day. Ye mind my first typhoon?
It scoughed the skipper on his way to jock wi' the saloon.
Three feet were on the stokehold floor – just slappin' to an' fro –
An' cast me on a furnace–door. I have the marks to show.
Marks! I ha' marks o' more than burns – deep in my soul an' black,
An' times like this, when things go smooth, my wickudness comes back.
The sins o' four and forty years, all up an' down the seas,
Clack an' repeat like valves half–fed.... Forgie's our trespasses.
Nights when I'd come on deck to mark, wi' envy in my gaze,
The couples kittlin' in the dark between the funnel stays;
Years when I raked the ports wi' pride to fill my cup o' wrong–
Judge not, O Lord, my steps aside at Gay Street in Hong–Kong!
Blot out the wastrel hours of mine in sin when I abode –
Jane Harrigan's an' Number Nine, The Reddick an' Grant Road!
An' waur than all – my crownin' sin – rank blasphemy an' wild.
I was not four and twenty then – Ye wadna judge a child?
I'd seen the Tropics first that run – new fruit, new smells, new air –
How could I tell–blind–fou wi' sun–the Deil was lurkin' there?
By day like playhouse–scenes the shore slid past our sleepy eyes;
By night those soft, lasceevious stars leered from those velvet skies,
In port (we used no cargo–steam) I'd daunder down the streets –
An ijjit grinnin' in a dream – for shells an' parrakeets,
An' walkin'–sticks o' carved Bamboo an' blowfish stuffed an' dried –
Fillin' my bunk wi' rubbishry the Chief put overside.
Till, off Sumbawa Head, Ye mind, I heard a landbreeze ca'
Milk–warm wi' breath o' spice an' bloom: "McAndrews, come awa'!"
Firm, clear an' low – no haste, no hate – the ghostly whisper went,
Just statin' eevidential facts beyon' all argument:
"Your mither's God's a graspin' deil, the shadow o' yoursel',
"Got out o' books by meenisters clean daft on Heaven an' Hell.
"They mak' him in the Broomielaw, o' Glasgie cold an' dirt,
"A jealous, pridefu' fetich, lad, that's only strong to hurt,
"Ye'll not go back to Him again an' kiss His red–hot rod,
"But come wi' Us" (Now, who were They?) "an' know the Leevin' God,
"That does not kipper souls for sport or break a life in jest,
"But swells the ripenin' cocoanuts an' ripes the woman's breast."
An' there it stopped: cut off: no more; that quiet, certain voice –
For me, six months o' twenty–four, to leave or take at choice.
'Twas on me like a thunderclap – it racked me through an' through–
Temptation past the show o' speech, unnamable an' new –
The Sin against the Holy Ghost? . . . An – under all, our screw.

Господь, из тени смутных снов сей мир Ты произвел;
Все, зыбко всё, я признаю – но только не Котел!
От стана до маховика я вижу всего Тебя, Бог,
Лишь Ты назначенье храповика определить, к примеру, мог!
Джон Кальвин так бы мир творил – упорен, сух, суров;
И я, взяв сажи для чернил, «Законы» писать готов.
Сегодня мне никак не уснуть – старые кости болят,
Всю ночь я нынче вахту стою – они со мной не спят.
Машины: девяносто дней – пыхтенье, шум и вой,
Сквозь Море мира Твоего скрипя, спешат домой.
Излишний скрип – ползунок ослаб – но ровен ход винта,
Уж тридцать тысяч миль – простим – такая маета.
То мрак, то – ясно , славный бриз – и мыс уже скрылся с глаз...
Три оборота Фергюсон добавил... Ух, сейчас...!
Да, Плимут рядом – мистрис там... Семьдесят – один – два – три!
Торопится к жене старик,... Да ты его не кори!
В любом порту любой квартал... Но женщин лучше нет,
Чем Эльзи Кемпбелл... Взял бы ты назад мои тридцать лет!
(Тогда горела «Сара Сендз»). Пути предстояли нам,
От Мерихилл до Поллокшоу, с Паркхеда на Говам!
Сэр Кеннет ждет. Ох, груб мой шеф, – услышу от него:
«МакЭндрю, добрыдень! Пришел? Как днище, ничего?»
Профан в машинах – спору нет, но лучшей из мадер
Нальет – и с пэрами я пью, как лучший инженер.
А начинал с низов... был мал, и пар был невелик,
Разрывы паклей затыкал, я к этому привык.
Давленье только десять – Эх! Рукой готов зажать!
Ну, а сейчас пустить не грех и сто шестьдесят пять!
На пользу каждый агрегат – вес меньше – плавнее ход,
И вот все тридцать в час даем – (котлы не разнесёт
И ладно!).... С паром по морям скитаюсь целый век,
Привык машине доверять... А как там человек?
Тот, кто зачел миль миллион, пути свои любя –
Четыре раза до Луны... А сколько до Тебя?
Кто ночи, дни в волнах тянул... Припомнить первый шквал?
Пнул шкипера (он пьян был в дым), так он в салон сбежал!
А в кочегарку иду, а том на дне три фута воды,
Лбом о заслонку хрякнулся – вон, до сих пор следы.
Следы! Есть шрамы пострашней – душа черным–черна,
Пускай в машинном всё окей – греховность–то вот она.
Грешу сорок четвертый год, мотаюсь по волнам,
А совесть стонет, как насос... Прости Ты скверным нам.
Тогда я на вахте, в час ночной уставил жадный взгляд
На баб, что жались за трубой... Покаюсь, виноват!
В портах я радостей искал, забыв сыновний долг:
Не ставь в вину мне, Господи, и рейд через Гонг–Конг!
Часы беспутства, дни греха молю, спиши зараз –
Грант Роуд, Реддик, Номер Пять, и ночи в Харриганз!
Но хуже всех – коронный грех – матерился я не шутя.
Двадцать четыре было мне. Не осуди дитя!
Я Тропик в первый раз увидал – жар, фрукты, свет небес,
И не постиг – как пахнет сандал! – как может попутать Бес.
Весь день вокруг живой театр – устал ленивый взор,
А ночью свет распутных звезд – всё небо что твой костер!
В портах (тогда пар берегли) слонялся шалопай –
И как во сне – к себе влекли то ракушки, то попугай,
Сухая рыба–шар, бамбук, и тростка – первый сорт;
Увы, все это Капитан, найдя, кидал за борт.
Но вот прошли Сумбавский Мыс, и ветерок в тиши,
Молочно–теплый, пряно пропел: «МакЭндрю, не греши!»
Легко – без гнева, без угроз – шептал мне в ухо дух,
Но факты били словно трос, терзая грешный слух:
«Бог матери лишь липкий Бес, твоя пустая тень,
Про Рай и Ад попы твердят, их книги – дребедень.
Тот свет варганят в Брумело – там лепят и чертей,
В холодном Глазго делают, чтобы пугать людей
К Нему обратно не вернись, целуя бабий рот,
Иди–ка к Нам (а кто «Они»?), даст благодать нам тот,
Кто души в шутку не коптит, про адский огонь не лжет,
Кто спелым жарким бабам грудь наливает как соком плод».
И тут умолк: ни звука, все; о мудрый, тихий глас –
Оставив выбор мне, юнцу – забыть или тотчас...
Меня как громом поразил – в ушах он всё звенит,
Манящий – и вводящий в грех, соблазнами налит –
Как, мне отринуть Дух Святой? А тут еще наш винт!

That storm blew by but left behind her anchor–shiftin' swell,
Thou knowest all my heart an' mind, Thou knowest, Lord, I fell –
Third on the "Mary Gloster" then, and first that night in Hell!
Yet was Thy hand beneath my head: about my feet Thy care–
Fra' Deli clear to Torres Strait, the trial o' despair,
But when we touched the Barrier Reef Thy answer to my prayer...
We dared na run that sea by night but lay an' held our fire,
An' I was drowzin' on the hatch – sick–sick wi' doubt an' tire:
"Better the sight of eyes that see than wanderin' o' desire!"
Ye mind that word? Clear as our gongs–again, an' once again,
When rippin' down through coral–trash ran out our moorin'chain;
An' by Thy Grace I had the Light to see my duty plain.
Light on the engine–room – no more – bright as our carbons burn.
I've lost it since a thousand times, but never past return.

Шторм пролетел, но вал крутой, и якоря – к чертям,
Ты чуял, Господи, ужас мой, в глубинах сердца, там...
На «Мери Глостер» в очередь в Ад я встал не просто так!
Но голова в Твоих руках, и Ты направил мой шаг –
От Дели до Торреса длился бой, и сам себе я враг,
Но как вошли в Барьерный Риф, Твоих вкусил я благ!
Мы ночью не решились плыть, и встали, пар держа,
И я не мог уснуть всю ночь, страдая и дрожа:
«Пусть лучше ясно видит глаз, чем мается душа»...
Твои слова? – Ясней звонка, гремели как металл,
Когда стонала наша цепь, порвавшись о коралл,
И свет Твой озарил меня, Долг вечный я познал.
В машинном отделенье Свет – ясней, чем наш карбон;
Я ждал, я звал сто тысяч раз, но не вернулся он.

Obsairve! Per annum we'll have here two thousand souls aboard –
Think not I dare to justify myself before the Lord,
But–average fifteen hunder' souls safe–borne fra port to port –
I am o' service to my kind. Ye wadna' blame the thought?
Maybe they steam from grace to wrath – to sin by folly led –
It isna mine to judge their path – their lives are on my head.
Mine at the last – when all is done it all comes back to me,
The fault that leaves six thousand ton a log upon the sea.
We'll tak' one stretch – three weeks an' odd by any road ye steer –
Fra' Cape Town east to Wellington – ye need an engineer.
Fail there – ye've time to weld your shaft – ay, eat it, ere ye're spoke,
Or make Kerguelen under sail – three jiggers burned wi' smoke!
An' home again, the Rio run: it's no child's play to go
Steamin' to bell for fourteen days o' snow an' floe an' blow –
The bergs like kelpies overside that girn an' turn an' shift
Whaur, grindin' like the Mills o' God, goes by the big South drift.
(Hail, snow an' ice that praise the Lord: I've met them at their work,
An' wished we had anither route or they anither kirk.)
Yon's strain, hard strain, o' head an' hand, for though Thy Power brings
All skill to naught, Ye'll understand a man must think o' things.
Then, at the last, we'll get to port an' hoist their baggage clear –
The passengers, wi' gloves an' canes – an' this is what I'll hear:
"Well, thank ye for a pleasant voyage. The tender's comin' now."
While I go testin' follower–bolts an' watch the skipper bow.
They've words for everyone but me – shake hands wi' half the crew,
Except the dour Scots engineer, the man they never knew.
An' yet I like the wark for all we've dam' few pickin's here –
No pension, an' the most we earn's four hunder' pound a year.
Better myself abroad? Maybe. I'd sooner starve than sail
Wi' such as call a snifter–rod ross.... French for nightingale.
Commeesion on my stores? Some do; but I can not afford
To lie like stewards wi' patty–pans. I'm older than the Board.
A bonus on the coal I save? Ou ay, the Scots are close,
But when I grudge the strength Ye gave I'll grudge their food to those.
(There's bricks that I might recommend – an' clink the fire–bars cruel.
No! Welsh–Wangarti at the worst – an' damn all patent fuel!)
Inventions? Ye must stay in port to mak' a patent pay.
My Deeferential Valve–Gear taught me how that business lay,
I blame no chaps wi' clearer head for aught they make or sell.
I found that I could not invent an' look to these – as well.
So, wrestled wi' Apollyon – Nah! – fretted like a bairn –
But burned the workin'–plans last run wi' all I hoped to earn.
Ye know how hard an Idol dies, an' what that meant to me –
E'en tak' it for a sacrifice acceptable to Thee....

Прикинем: тысячи две душ мы за год перевезём –
Ужель не оправдаться мне пред Господом, и в чём??
Ну ладно, хоть по полторы, за рейс ведь за один,!
Ведь это Служба – разве нет? Стыдиться нет причин?
Везли с собой, быть может, гнев – искали зло и грех –
Не мне судить их дел посев – хранил я жизнь их всех.
И лишь когда окончен рейс, пора молить – прости!
Мой грех позволил по морям шесть тысяч тонн вести.
Дней двадцать пять, как не спеши (хороший ведь пример) –
С Кейптауна на Веллингтон – тут нужен инженер.
Чини свой вал – хоть съешь его – попавши морю в плен,
Лови сигнал, иль парус ставь, плетясь на Кергелен!
А путь домой, на Рио? Там – игра не для детей:
Пыхти недели по волнам, средь льдов, ветров, дождей,
Не келпы – там грохочет лед: всплеск, кувырок, обвал,
Все смолотив, на юг уйдет – вот Божьи жернова!
(Восславьте, Снег и Лед, Творца, я ваш уважаю труд,
Но лучше б в церковь вам идти, а нам – в другой маршрут).
Не ваши страждут ум и плоть; пусть наше знанье – прах
Пред Силой, что явил Господь – но помни о делах.
А, наконец, придем мы в порт – там, взяв багаж ручной,
В перчатках, с тростью пассажир труд не оценит мой:
«Приятный рейс, спасибо вам. А тендер долго ждать?»
Им поклонившись, капитан пошлет вал проверять.
Отметят всех – но не меня – пожатье иль кивок,
А старый черт– шотландец где? Там, в трюме, одинок.
Но ты, работа, веселишь, хоть невелик доход –
Нет пенсии, а ставка лишь четыре сотни в год.
А может, мне уйти совсем? Но что я разве трус,
А со штырем на росси... эй – как «соловей», француз?
Брать в лапу? Много есть жулья... Совсем невмоготу –
Я не стюард с подносом, я – всех старше на Борту.
За экономию взять приз? Шотландский уголь хоть
И ближе, но дрянной – мне мощь твоя ценней всего,Господь.
(Брикеты мог бы предлагать – для топки что цемент! –
Но «Вельш» – «Вангарти», может быть – не нужен и процент).[1]
Изобретать? Чтоб дело шло – сиди на берегу:
Свой клапан–дифференциал забыть я не смогу,
Но не корю прохвостов тех, чей опыт весь в брехне –
Придумать просто, а вот продать – задачка не по мне.
Так мной сражен Аполлион – нет! – как ребенок бит,
Но рейс немного мне принес – я превышал лимит.
Не хочет Идол умирать, но не щажу себя,
Чтоб жертву ныне принести, достойную Тебя...

Below there! Oiler! What's your wark? Ye find her runnin' hard?
Ye needn't swill the cap wi' oil – this isn't the Cunard.
Ye thought? Ye are not paid to think. Go, sweat that off again!
Tck! Tck! It's deeficult to sweer nor tak' The Name in vain!
Men, ay an' women, call me stern. Wi' these to oversee
Ye'll note I've little time to burn on social repartee.
The bairns see what their elders miss; they'll hunt me to an' fro,
Till for the sake of – well, a kiss – I tak' 'em down below.
That minds me of our Viscount loon – Sir Kenneth's kin – the chap
Wi' russia leather tennis–shoon an' spar–decked yachtin'–cap.
I showed him round last week, o'er all – an' at the last says he:
"Mister McAndrew, don't you think steam spoils romance at sea?"
Damned ijjit! I'd been doon that morn to see what ailed the throws,
Manholin', on my back – the cranks three inches off my nose.
Romance! Those first–class passengers they like it very well,
Printed an' bound in little books; but why don't poets tell?
I'm sick of all their quirks an' turns – the loves an' doves they dream –
Lord, send a man like Robbie Burns to sing the Song o' Steam!
To match wi' Scotia's noblest speech yon orchestra sublime
Whaurto – uplifted like the Just – the tail–rods mark the time.
The Crank–throws give the double–bass; the feed–pump sobs an' heaves:
An' now the main eccentrics start their quarrel on the sheaves.
Her time, her own appointed time, the rocking link–head bides,
Till – hear that note?–the rod's return whings glimmerin' through the guides.
They're all awa! True beat, full power, the clangin' chorus goes
Clear to the tunnel where they sit, my purrin' dynamoes.
Interdependence absolute, foreseen, ordained, decreed,
To work, Ye'll note, at any tilt an' every rate o' speed.
Fra skylight–lift to furnace–bars, backed, bolted, braced an' stayed,
An' singin' like the Mornin' Stars for joy that they are made;
While, out o' touch o' vanity, the sweatin' thrust–block says:
"Not unto us the praise, or man – not unto us the praise!"
Now, a' together, hear them lift their lesson – theirs an' mine:
"Law, Order, Duty an' Restraint, Obedience, Discipline!"
Mill, forge an' try–pit taught them that when roarin' they arose,
An' whiles I wonder if a soul was gied them wi' the blows.
Oh for a man to weld it then, in one trip–hammer strain,
Till even first–class passengers could tell the meanin' plain!
But no one cares except mysel' that serve an' understand
My seven thousand horse–power here. Eh, Lord! They're grand – they're grand!
Uplift am I? When first in store the new–made beasties stood,
Were Ye cast down that breathed the Word declarin' all things good?
Not so! O' that warld–liftin' joy no after–fall could vex,
Ye've left a glimmer still to cheer the Man – the Arrtifex!
That holds, in spite o' knock and scale, o' friction, waste an' slip,
An' by that light – now, mark my word – we'll build the Perfect Ship.
I'll never last to judge her lines or take her curve – not I.
But I ha' lived an' I ha' worked. All thanks to Thee, Most High!
An' I ha' done what I ha' done – judge Thou if ill or well –
Always Thy Grace preventin' me....
Losh! Yon's the "Stand by" bell.
Pilot so soon? His flare it is. The mornin'–watch is set.
Well, God be thanked, as I was sayin', I'm no Pelagian yet.
Now I'll tak' on....

– Эй, снизу! Смазчик! Впал в азарт? Что, ходит тяжелей?
Запомни – здесь вам не «Канард», и масло зря не лей!
Ты думал? Платят не за то! Стирай–ка лучше грязь!
Да! Трудно Бога не помянуть, ругаясь и бранясь!
Вот, говорят – я грубиян. Но волны за кормой,
Дела – минуты не найти на светское бомо.
Тут детки за меня взялись: теперь, старик, ликуй;
Их я пущу охотно вниз – за так... за поцелуй.
Да, вспомнил: Кеннета племяш – нет крови голубей,
Из русской кожи башмачки, фуражка – князь морей!
Провел его по кораблю – от труб и до котла,
А он: «мол пара не люблю – романтика ушла!»
Идьот! Все утро я следил, что замедляет взмах
У шатунов: ничком, и нос от вала в трех вершках.
«Романтика»! В каюте люкс плодит стишки эстет,
И книжечку издаст; но где, кто истинный поэт?
Как я устал от их «небес», и «голубков», и «чар»,
Господь! Воскрес бы Робби Бернс, и Песнь сложил про Пар!
Чтоб лучшего шотландца речь усилить – с кораблем
Оркестр составим: клапана стучат, как метроном,
За контрабас сойдет шатун; гудит, сопит насос,
Эксцентрики – тарелок звон – звенят, шумят вразброс.
Шарниры ждут, чтоб, в такт попав, свою добавить трель,
А вот – как чисто! – шток смычком задел за параллель!
Вступили все! Дан полный ход, звучит гремящий хор,
Внимает шахта, что берет динамку под затвор.
Просчитана взаимосвязь, закон частей стальных,
Для скорости любой годясь, и для задач любых.
Надежность, сцепка, мощь везде, от топки до кают –
Подобно Утренней Звезде, смеясь, Творцу поют.
Без лести, твердо говорит, сияя смазкой, шкив:
«Не людям и не нам хвала, будь Ты над нами жив!»
Дадим им свой (и мой) Завет торжественно прочесть:
«Смиренье, Сдержанность, Закон, Порядок, Долг и Честь!»
Учил заводов лязг и шум, жар доменных горнил;
Вдруг душу (мне пришло на ум) тогда в них молот вбил?
Иль с человеком мощь машин связал прокатный стан,
Чтоб и надменный пассажир постиг предвечный План?
Здесь понимаю я один – для Службы мне даны
Семь тысяч лошадиных сил. Мой Бог! О, как сильны!
Я горд? Когда животных рой возник в цеху большом,
В усталости ли молвил Ты: «И это хорошо»?
Не так! Чтоб счастью первых Дней дать радостный венец,
Встал Человек, что всех сильней – перед Творцом Творец!
Снесет страданья на земле, ржу, тренье, боль и мрак,
На Совершенном Корабле помчится – будет так!
Я слаб: не мне чертить обвод, продумывать узлы,
Но жил я и трудился я. Тебе, Тебе хвалы!
Я сделал то, что смог: суди, судьбу мою решай...
Нас милостями не оставь...
Ого! Звучит «Stand by»!
Так скоро лоцман? Вот фонарь. Сменяюсь – пятый час!
Ну, слава Богу: я сказал – Помилуй грешных нас...
Пойду...

'Morrn, Ferguson. Man, have ye ever thought
What your good leddy costs in coal? ...I'll burn em down to port.

– Добрутро, Фергюсон! Подумал хоть, разок,
Что стоит спешка твоя к жене?.. Не дёшев уголек!

1.↑Брикеты – угольная пыль связанная глиной, дешёвое но плохое топливо. «Вельш» и «Вангарти» – хорошие сорта угля.