Mine was the woman to me, darkling I found her;
Haling her dumb from the camp, held her and bound her.
Hot rose her tribe on our track ere I had proved her;
Hearing her laugh in the gloom, greatly I loved her.

Женщину эту сыскал я в полуночной темени, 
Крепко схватил и увел из чужого мне племени. 
Долго за нами гнались. Чувств ее я не знал еще, 
Но для меня ее смех прозвучал ободряюще.

Swift through the forest we ran; none stood to guard us,
Few were my people and far; then the flood barred us –
Him we call Son of the Sea, sullen and swollen;
Panting we waited the death, stealer and stolen.

Длинен был путь до своих, и неистовы мстители. 
В роще поток пред собой мы со страхом увидели. 
Моря рассерженный сын, вот он с рокотом пенится. 
Ждали мы стрелы врагов, похититель и пленница.

Yet ere they came to my lance laid for the slaughter,
Lightly she leaped to a log lapped in the water;
Holding on high and apart skins that arrayed her,
Called she the God of the Wind that he should aid her.

Я натянул тетиву, встав над самою кручею. 
Пленница прыгнула вниз на корягу плавучую, 
Шкуры с себя сорвала, парусами поставила, 
Бога ветров призвала, чтоб коряга отчалила.

Life had the tree at that word, (Praise we the Giver!)
Otter-like left he the bank for the full river.
Far fell their axes behind, flashing and ringing,
Wonder was on me and fear, yet she was singing.

Дерево ожило вдруг (миг волшебный, немыслимый!), 
Выдрой оно понеслось. Так из заводи вышли мы. 
Понял я: мы спасены только силой небесною. 
Я задрожал, а она залилась звонкой песнею.

Low lay the land we had left. Now the blue bound us,
Even the Floor of the Gods level around us.
Whisper there was not, nor word, shadow nor showing,
Still the light stirred on the deep, glowing and growing.

Берег остался вдали. Синева окружила нас. 
Замерло все, и ни тьма, ни вода не страшила нас. 
Мы обнялись. Ничего больше было не надо нам. 
Тут занялось лоно вод светом новым, негаданным.

Then did He leap to His place flaring from under,
He the Compeller, the Sun, bared to our wonder.
Nay, not a league from our eyes blinded with gazing,
Cleared He the womb of the world, huge and amazing!

Солнечный диск над водой заиграл зорь багрянее. 
Царь мирозданья предстал в нестерпимом сиянии. 
Мы изумились: от нас в полумиле, не далее, 
Чудно разверзлись врата искрометные, алые.

This we beheld (and we live) – the Pit of the Burning,
Then the God spoke to the tree for our returning;
Back to the beach of our flight, fearless and slowly,
Back to our slayers he went: but we were holy.

Нашим глазам показав огнь и бездну предвратную, 
Дереву Бог повелел плыть дорогой обратною. 
Медленно-медленно вспять безбоязненно плыли мы, 
Плыли к убийцам своим, но святыми уж были мы.

Men that were hot in that hunt, women that followed,
Babes that were promised our bones, trembled and wallowed:
Over the necks of the tribe crouching and fawning –
Prophet and priestess we came back from the dawning!

Страх охватил всех мужчин, наземь рухнули женщины, 
Дети (им были для игр наши кости обещаны). 
К берегу тихо пристав, молча в отсветах пламени 
Мимо повергнутых тел шли мы, жрица и праведник.