The King has called for priest and cup,
 The King has taken spur and blade
To dub True Thomas a belted knight,
 And all for the sake o' the songs he made.

Король вассалам доставить велел
Священника с чашей, шпоры и меч,
Чтоб Честного Томаса наградить,
За песни рыцарским званьем облечь.

They have sought him high, they have sought him low,
 They have sought him over down and lea;
They have found him by the milk-white thorn
 That guards the gates o' Faerie.

Вверху и внизу, на холмах и в лугах
Искали его и лишь там нашли,
Где млечно-белый шиповник растет
Как страж у Врат Волшебной Земли.

'Twas bent beneath and blue above,
 Their eyes were held that they might not see
The kine that grazed beneath the knowes,
 Oh, they were the Queens o' Faerie!

Вверху синева, и внизу откос,
Глаза разбежались, – им не видны
Стада, что пасутся на круглом бугре...
О, это царицы волшебной страны!

"Now cease your song," the King he said,
 "Oh, cease your song and get you dight
To vow your vow and watch your arms,
 For I will dub you a belted knight.

– Кончай свою песню! – молвил Король. –
Готовься к присяге, я так хочу;
Всю ночь у доспехов стой на часах,
И я тебя в рыцари посвящу.

"For I will give you a horse o' pride,
 Wi' blazon and spur and page and squire;
Wi' keep and tail and seizin and law,
 And land to hold at your desire."

Будут конь у тебя, и шпоры, и герб,
Грамоты, оруженосец и паж,
Замок и лен земельный любой,
Как только вассальную клятву дашь!

True Thomas smiled above his harp,
 And turned his face to the naked sky,
Where, blown before the wastrel wind,
 The thistle-down she floated by.

К небу от арфы поднял лицо
Томас и улыбнулся слегка;
Там семечко чертополоха неслось
По воле бездельного ветерка.

"I ha' vowed my vow in another place,
 And bitter oath it was on me,
I ha' watched my arms the lee-long night,
 Where five-score fighting men would flee.

«Уже я поклялся в месте ином
И горькую клятву сдержать готов.
Всю ночь доспехи стерег я там,
Откуда бежали бы сотни бойцов.

"My lance is tipped o' the hammered flame,
 My shield is beat o' the moonlight cold;
And I won my spurs in the Middle World,
 A thousand fathom beneath the mould.

Мой дрот в гремящем огне закален,
Откован мой щит луной ледяной,
А шпоры в сотне лиг под землей,
В Срединном Мире добыты мной.

"And what should I make wi' a horse o' pride,
 And what should I make wi' a sword so brown,
But spill the rings o' the Gentle Folk
 And flyte my kin in the Fairy Town?

На что мне твой конь и меч твой зачем?
Чтоб истребить Благородный Народ
И разругаться с кланом моим,
Родней, что в Волшебном Граде живет?

"And what should I make wi' blazon and belt,
 Wi' keep and tail and seizin and fee,
And what should I do wi' page and squire
 That am a king in my own countrie?

На что мне герб, и замок, и лен,
И грамоты мне для чего нужны,
Оруженосец и паж мне зачем?
Я сам Король своей страны.

"For I send east and I send west,
 And I send far as my will may flee,
By dawn and dusk and the drinking rain,
 And syne my Sendings return to me.

Я шлю на запад, шлю на восток,
Куда пожелаю, вассалов шлю,
Чтоб утром и в сумерках, в ливень и зной
Возвращались они к своему Королю.

"They come wi' news of the groanin' earth,
 They come wi' news o' the roarin' sea,
Wi' word of Spirit and Ghost and Flesh,
 And man, that's mazed among the three."

От стонущей суши мне весть принесут,
От ревущих во мгле океанов шальных,
Реченье Плоти, Духа, Души,
Реченье людей, что запутались в них».

The King he bit his nether lip,
 And smote his hand upon his knee:
"By the faith o' my soul, True Thomas," he said,
 "Ye waste no wit in courtesie!

Король по колену ударил рукой
И нижнюю губу прикусил:
«Честный Томас! Я верой души клянусь,
На любезности ты не расходуешь сил!

"As I desire, unto my pride,
 Can I make Earls by three and three,
To run before and ride behind
 And serve the sons o' my body."

Я многих графами сделать могу,
Я вправе и в силе им приказать
Позади скакать, позади бежать
И покорно моим сынам услужать».

"And what care I for your row-foot earls,
 Or all the sons o' your body?
Before they win to the Pride o' Name,
 I trow they all ask leave o' me.

«Что мне в пеших и конных графах твоих,
На что сдались мне твои сыны?
Они, чтобы славу завоевать,
Просить моего изволенья должны.

"For I make Honour wi' muckle mouth,
 As I make Shame wi' mincin' feet,
To sing wi' the priests at the market-cross,
 Or run wi' the dogs in the naked street.

Я Славу разинутым ртом создаю,
Шлю проворный Позор до скончанья времен,
Чтобы клир на рынках ее возглашал,
Чтобы с псами рыскал по улицам он.

"And some they give me the good red gold,
 And some they give me the white money,
And some they give me a clout o' meal,
 For they be people o' low degree.

Мне красным золотом платят одни,
Не жалеют иные белых монет,
Ну а третьи дают немного еды,
Ибо званья у них высокого нет.

"And the song I sing for the counted gold
 The same I sing for the white money,
But best I sing for the clout o' meal
 That simple people given me."

За красное золото, за серебро
Я для знати одно и то же пою,
Но за еду от незнатных людей
Пою наилучшую песню мою».

The King cast down a silver groat,
 A silver groat o' Scots money,
"If I come wi' a poor man's dole," he said,
 "True Thomas, will ye harp to me?"

Кинул Король серебряный грош,
Одну из мелких шотландских монет:
«За бедняцкую плату, за нищенский дар
Сыграешь ли ты для меня или нет?»

"Whenas I harp to the children small,
 They press me close on either hand.
And who are you," True Thomas said,
 "That you should ride while they must stand?

«Когда я играю для малых детей,
Они подходят вплотную ко мне,
Но там, где даже дети стоят,
Кто ты такой, что сидишь на коне?

"Light down, light down from your horse o' pride,
 I trow ye talk too loud and hie,
And I will make you a triple word,
 And syne, if ye dare, ye shall 'noble me."

Слезай с коня твоей спеси, Король!
Уж больно чванен твой зычный галдеж.
Три слова тебе я скажу, и тогда,
Коль дерзнешь, в дворянство меня возведешь!»

He has lighted down from his horse o' pride,
 And set his back against the stone.
"Now guard you well," True Thomas said,
 "Ere I rax your heart from your breast-bone!"

Король послушно сошел с коня
И сел, опершись о камень спиной.
«Держись! – молвил Томас. – Теперь у тебя
Я вырву сердце из клетки грудной!»

True Thomas played upon his harp,
 The fairy harp that couldna lee,
And the first least word the proud King heard,
 It harpit the salt tear out o' his ee.

Томас рукой по струнам провел
Ветровой арфы своей колдовской;
От первого слова у Короля
Хлынули жгучие слезы рекой:

"Oh, I see the love that I lost long syne,
 I touch the hope that I may not see,
And all that I did o' hidden shame,
 Like little snakes they hiss at me.

«Я вижу утраченную любовь,
Касаюсь незримой надежды моей.
Срамные дела, что я тайно творил,
Шипят вкруг меня, как скопище змей.

"The sun is lost at noon – at noon!
 The dread o' doom has grippit me.
True Thomas, hide me under your cloak,
 God wot, I'm little fit to dee!"

Охвачен я страхом смертной судьбы,
Нет солнца в полдень, настала ночь.
Спрячь меня, Томас, укрой плащом,
Бог знает, – мне дольше терпеть невмочь!»

'Twas bent beneath and blue above –
 'Twas open field and running flood –
Where, hot on heath and dike and wall,
 The high sun warmed the adder's brood.

Вверху синева, и внизу откос,
Бегущий поток и открытый луг.
В зарослях вереска, в мокром рву
Солнце пригрело племя гадюк.

"Lie down, lie down," True Thomas said.
 "The God shall judge when all is done.
But I will bring you a better word
 And lift the cloud that I laid on."

Томас молвил: «Приляг, приляг!
То, что минуло, – рассудит Бог.
Получше слово тебе возглашу,
Тучу сгоню, что прежде навлек».

True Thomas played upon his harp,
 That birled and brattled to his hand,
And the next least word True Thomas made,
 It garred the King take horse and brand.

Честный Томас по струнам провел рукой,
И арфа грянула сгоряча.
При слове втором схватился Король
За повод, за рукоять меча:

"Oh, I hear the tread o' the fighting men,
 I see the sun on splent and spear.
I mark the arrow outen the fern
 That flies so low and sings so clear!

«Я слышу ратников тяжкий шаг,
Блестит на солнце копий стена.
Из чащи так низко летит стрела,
Так звучно поет в полете она!

"Advance my standards to that war,
 And bid my good knights prick and ride;
The gled shall watch as fierce a fight
 As e'er was fought on the Border side!"

Пусть на этой войне мои стяги шумят,
Пусть рыцари скачут мои напролом,
Пускай стервятник за битвой следит, –
Жесточе у нас не случалось в былом!»

     'Twas bent beneath and blue above,
      'Twas nodding grass and naked sky,
     Where, ringing up the wastrel wind,
      The eyas stooped upon the pie.

Вверху синева, и внизу откос,
Гнется трава, и пуст небосклон.
Там, сумасбродным ветром звеня,
Сокол летит за сорокой в угон.

True Thomas sighed above his harp,
 And turned the song on the midmost string;
And the last least word True Thomas made,
 He harpit his dead youth back to the King.

Честный Томас над арфой вздохнул
И тронул средние струны у ней;
И последнее слово Король услыхал
О невозвратности юных дней:

"Now I am prince, and I do well
 To love my love withouten fear;
To walk wi' man in fellowship,
 And breathe my horse behind the deer.

«Я снова Принц и без страха люблю
Подружку мою, не в пример Королю,
С друзьями подлинной дружбой дружу,
На добром коне оленя травлю.

"My hounds they bay unto the death,
 The buck has couched beyond the burn,
My love she waits at her window
 To wash my hands when I return.

Псы мои насмерть загонят дичь,
Могучий рогач залег у ручья;
Ждет у окна, чтоб мне руки умыть,
Возлюбленная подружка моя.

"For that I live am I content
 (Oh! I have seen my true love's eyes)
To stand wi' Adam in Eden-glade,
 And run in the woods o' Paradise!"

Я истинно жив, ибо снова правдив,
Всмотревшись в любимый, искренний взгляд,
Чтоб в Эдеме вместе с Адамом стоять
И скакать на коне через Райский Сад».

     'Twas naked sky and nodding grass,
      'Twas running flood and wastrel wind,
     Where, checked against the open pass,
      The red deer belled to call the hind.

Ветер безумствует, гнется трава,
Плещет поток, и пуст небосвод,
Где, обернувшись, могучий олень
Лань свою ждет, ей пройти не дает.

True Thomas laid his harp away,
 And louted low at the saddle-side;
He has taken stirrup and hauden rein,
 And set the King on his horse o' pride.

Честный Томас арфу свою отложил,
Склонился низко, молчанье храня.
Он повод поправил и стремя взял
И Короля усадил на коня.

"Sleep ye or wake," True Thomas said,
 "That sit so still, that muse so long;
Sleep ye or wake? – till the latter sleep
 I trow ye'll not forget my song.

Он молвил: «Ты бодрствуешь или спишь,
Сидя застыло и молча? Ну что ж!
Мыслю – ты будешь песню мою
Помнить, пока навек не уснешь!

"I ha' harpit a shadow out o' the sun
 To stand before your face and cry;
I ha' armed the earth beneath your heel,
 And over your head I ha' dusked the sky.

Я Песней Тень от солнца призвал,
Чтоб вопила она, восстав пред тобой,
Под стопами твоими прах раскалил,
Затмил над тобой небосвод голубой.

"I ha' harpit ye up to the throne o' God,
 I ha' harpit your midmost soul in three;
I ha' harpit ye down to the Hinges o' Hell,
 And – ye – would – make – a Knight o' me!"

Тебя я к Престолу Господню вознес,
Низверг тебя в Пекло, в Адский предел,
Я натрое душу твою растерзал,
А – ты – меня – рыцарем – сделать – хотел!»