The toad beneath the harrow knows
Exactly where eath tooth-point goes.
The butterfly upon the road
Preaches contentment to that toad.

Pagett, M.P., was a liar, and a fluent liar therewith –
He spoke of the heat of India as the "Asian Solar Myth";
Came on a four months' visit, to "study the East," in November,
And I got him to sign an agreement vowing to stay till September.

Пэджет, Ч.П.[1], был лгунишка и к тому же красноречив,
Индийский зной называл он «Азиатский Солнечный Миф»;
«Изучать Восток» на три месяца он приехал в конце ноября,
Я заставил его подписать контракт и остаться до сентября.

March came in with the koil. Pagett was cool and gay,
Called me a "bloated Brahmin," talked of my "princely pay."
March went out with the roses. "Where is your heat?" said he.
"Coming," said I to Pagett, "Skittles!" said Pagett, M.P.

Март начался кукушкой. Пэджет был полон сил,
Звал меня «надутым брамином», про «царский оклад» говорил.
Кончился март и розы. Он сказал: «А жары-то нет!»
«Придет!» – «Чепуха!» – промолвил Пэджет, Ч.П., в ответ.

April began with the punkah, coolies, and prickly-heat, –
Pagett was dear to mosquitoes, sandflies found him a treat.
He grew speckled and mumpy-hammered, I grieve to say,
Aryan brothers who fanned him, in an illiberal way.

Апрель принес нам панкху[2] и лишаи от жары,
Был по вкусу москитам Пэджет, объедались им комары.
Он стал рябой и пятнистый, и с грустью я наблюдал,
Как он лупит арийских братьев, совсем не как либерал.

May set in with a dust-storm, – Pagett went down with the sun.
All the delights of the season tickled him one by one.
Imprimis – ten day's "liver" – due to his drinking beer;
Later, a dose of fever – slight, but he called it severe.

Май принес пыльную бурю. Пэджет с солнцем пошел на закат,
Все сезонные наслаждения задели его подряд.
Во-первых, неделю «печень» – он портер попивал, –
Лихорадки легкая доза – он «жестокой» ее называл.

Dysent'ry touched him in June, after the Chota Bursat –
Lowered his portly person – made him yearn to depart.
He didn't call me a "Brahmin," or "bloated," or "overpaid,"
But seemed to think it a wonder that any one stayed.

В июне – дизентерия, после «Шота Бурзат»[3].
Спал с тела дородный Пэджет, и уехать он был бы рад.
Меня уж не звал он «брамином», «надутым» и «рвачом»,
Казалось, он удивлялся, что кому-то здесь все нипочем.

July was a trifle unhealthy, – Pagett was ill with fear.
'Called it the "Cholera Morbus," hinted that life was dear.
He babbled of "Eastern Exile," and mentioned his home with tears;
But I haven't seen my children for close upon seven years.

Июль был слегка нездоровым – Пэджет, едва дыша,
Вспоминал о Cholera Morbus, намекал, что жизнь хороша,
Лепетал о «восточном изгнанье», в слезах говорил о жене,
А с моими детьми лет восемь не пришлось повидаться мне!

We reached a hundred and twenty once in the Court at noon,
(I've mentioned Pagett was portly) Pagett, went off in a swoon.
That was an end to the business; Pagett, the perjured, fled
With a practical, working knowledge of "Solar Myths" in his head.

Как-то в полдень по Фаренгейту было сто двадцать один,
Пэджет брякнулся в обморок (Пэджет тучный был господин).
На этом он бросил занятья и бежал, всему изменив,
На практике и всесторонне изучил он Солнечный Миф.

And I laughed as I drove from the station, but the mirth died out on my lips
As I thought of the fools like Pagett who write of their "Eastern trips,"
And the sneers of the traveled idiots who duly misgovern the land,
And I prayed to the Lord to deliver another one into my hand.

Его проводив, я смеялся, но смеяться долго не мог, –
Я подумал о дурнях, как Пэджет, пишущих про Восток,
Об изъездивших свет идиотах, что стране не дают ничего,
И я Бога молил, чтоб мне в руки он послал еще одного.

.↑ Ч.П. – член парламента.
.↑ Пханка – опахало.
.↑ Шота Бурзат – ранние дожди.