When Earth's last picture is painted, and the tubes are twisted and dried,
When the oldest colours have faded, and the youngest critic has died,
We shall rest, and, faith, we shall need it – lie down for an eon or two,
Till the Master of All Good Workmen shall set us to work anew!

Когда на последней картине земной выцветет кисти след,
Засохнут все тюбики и помрёт последний искусствовед,
Мы отдохнём десяток веков, и вот в назначенный час,
Предвечный Мастер всех Мастеров за работу усадит нас.

And those that were good shall be happy: they shall sit in a golden chair;
They shall splash at a ten-league canvas with brushes of comets' hair;
They shall find real saints to draw from – Magdalene, Peter, and Paul,
They shall work for an age at a sitting and never be tired at all!

Тогда будет каждый, кто мастером был, на стуле сидеть золотом
И по холстине в десяток миль писать кометным хвостом.
И не чьи-то писать портреты – Магдалину, Павла, Петра,
И не знать, что значит усталость, век за веком, с утра до утра.

And only the Master shall praise us, and only the Master shall blame;
And no one shall work for money, and no one shall work for fame;
But each for the joy of the working, and each, in his separate star,
Shall draw the Thing as he sees It for the God of Things as They Are!

И только Мастер похвалит нас, и упрекнёт только он,
И никого тогда не прельстит ни денег, ни славы звон,
Только радость работы на Новой Звезде: дано будет каждому там
Во имя Творца сотворить свой мир таким, как видит он сам.