The Injian Ocean sets an' smiles
 So sof', so bright, so bloomin' blue;
There aren't a wave for miles an' miles
 Excep' the jiggle from the screw.
The ship is swep', the day is done,
 The bugle's gone for smoke and play;
An' black agin' the settin' sun
 The Lascar sings, "Hum deckty hai!"[1]

Индийский океан; покой; 
   Так мягок, так прозрачен свет; 
Ни гребня на волне морской, 
   Лишь за кормою пенный след. 
Взялись матросы за картеж; 
   Индийский лоцман нас ведет, 
Величествен и смуглокож, 
   Поет в закат «Гляжу вперед».

  For to admire an' for to see,
    For to be'old this world so wide –
  It never done no good to me,
    But I can't drop it if I tried!

   Для восхищенья, для труда, 
      Для взора — мир необозрим, 
   Мне в нём судьбой была беда, 
      Но силы нет расстаться с ним.

I see the sergeants pitchin' quoits,
 I 'ear the women laugh an' talk,
I spy upon the quarter-deck
 The orficers an' lydies walk.
I thinks about the things that was,
 An' leans an' looks acrost the sea,
Till spite of all the crowded ship
 There's no one lef' alive but me.

Тут — смех метателей колец 
   И радостная болтовня; 
Вот офицеры дам ведут 
   Увидеть окончанье дня. 
Вся даль пережитых годов 
   Лежит на глади голубой. 
Кругом толпа, но мнится мне, 
   Что я — наедине с собой.

The things that was which I 'ave seen,
 In barrick, camp, an' action too,
I tells them over by myself,
 An' sometimes wonders if they're true;
For they was odd – most awful odd – 
 But all the same now they are o'er,
There must be 'eaps o' plenty such,
 An' if I wait I'll see some more.

О, как я много лет провел 
   В казарме, в лагере, в бою; 
Порой не верю ничему, 
   Пролистывая жизнь мою. 
Весь облик странных этих дней 
   В моем рассудке — как живой. 
Я многого недосмотрел, 
   Но прочь плыву и сыт с лихвой.

Oh, I 'ave come upon the books,
 An' frequent broke a barrick rule,
An' stood beside an' watched myself
 Be'avin' like a bloomin' fool.
I paid my price for findin' out,
 Nor never grutched the price I paid,
But sat in Clink without my boots,
 Admirin' 'ow the world was made.

Я столько книг перечитал 
   В казарме, средь полночной мглы; 
Оценивая жребий свой, 
   Себя записывал в ослы. 
За это знанье — босиком 
   Я в карцер шел, да и в тюрьму, 
И восхищен был — мир велик, 
   В нем удивляешься всему.

Be'old a crowd upon the beam,
 An' 'umped above the sea appears
Old Aden, like a barrick-stove
 That no one's lit for years an' years!
I passed by that when I began,
 An' I go 'ome the road I came,
A time-expired soldier-man
 With six years' service to 'is name.

Вот — созерцаю облака, 
   А вот — горбатые гряды: 
Там, как казарменная печь, 
   Восходит Аден из воды. 
Я помню эти берега, 
   Как будто здесь оставил след: 
Я, отслуживший срок солдат, 
   Я, повзрослевший на шесть лет.

My girl she said, "Oh, stay with me!"
 My mother 'eld me to 'er breast.
They've never written none, an' so
 They must 'ave gone with all the rest –
With all the rest which I 'ave seen
 An' found an' known an' met along.
I cannot say the things I feel,
 And so I sing my evenin' song:

Моей девчонки помню плач, 
   Прощальный матушкин платок; 
Я ни письма не получил 
   И ныне подвожу итог: 
Все, что узнал, все, что нашел, 
   Все в душу запер я свою. 
Я чувств не обращу в слова, 
   Но песнь вечернюю пою:

  For to admire an' for to see,
    For to be'old this world so wide –
  It never done no good to me,
    But I can't drop it if I tried!

   Для восхищенья, для труда, 
      Для взора — мир необозрим, — 
   Мне в нем судьбой была беда, 
      Но силы нет расстаться с ним.

.↑ "Hum deckty hai!" – "I'm looking out."