Ah! What avails the classic bent
  And what the cultured word,
Against the undoctored incident
  That actually occurred?

Зачем искать учёное словцо
   Что Аристотель в этой жизни значит
Того, что в этой жизни налицо
   И Аристотель не переиначит.

And what is Art whereto we press
  Through paint and prose and rhyme –
When Nature in her nakedness
  Defeats us every time?

А взять Искусство, – что для нас, людей
   Стихотворенья, проза и картинки?!
Природа в обнажённости своей
   Нас побеждает в каждом поединке!

It is not learning, grace nor gear,
  Nor easy meat and drink,
But bitter pinch of pain and fear
  That makes creation think.

Не лёгкий хлеб, не лёгкое питьё,
   Не словеса, что в воздухе повисли, –
Пинки судьбы и ужасы её
   Нас побуждают к действию и мысли!

When in this world's unpleasing youth
  Our godlike race began,
The longest arm, the sharpest tooth,
  Gave man control of man;

Когда в сей мир пришёл наш дивный род
   Тогда в богоподобной нашей касте
Царил и возвышался только тот,
   Кто прочих был зубастей и рукастей.

Till, bruised and bitten to the bone
  And taught by pain and fear,
He learned to deal the far-off stone,
  And poke the long, safe spear.

Но тот, кто позволял себя кусать,
   Переборол однажды боль и ужас,
И научился камешки бросать
   И копьецо сварганил, поднатужась.

So tooth and nail were obsolete
  As means against a foe,
Till, bored by uniform defeat,
  Some genius built the bow.

Другой же, не когтист и не зубаст,
   Казалось, обречён был вечным мукам.
Но парень был на выдумки горазд:
   Он устрашил врага стрелой и луком.

Then stone and javelin proved as vain
  As old-time tooth and nail;
Till, spurred anew by fear and pain,
  Man fashioned coats of mail.

Прошла эпоха камня и копья.
   И зуб, и коготь отошли в преданье.
Изобрели кольчугу. Чешуя
   В бою весьма уменьшила страданья.

Then was there safety for the rich
  And danger for the poor,
Till someone mixed a powder which
  Redressed the scale once more.

Кто был богат, покрылся ею весь.
   Кто беден был, читал свои молитвы.
Но человек нашёл такую смесь,
   Что всех переодела в ходе битвы.

Helmet and armour disappeared
  With sword and bow and pike,
And, when the smoke of battle cleared,
  All men were armed alike....

Исчезли шпага, пика, лук, доспех,
   И только дым рассеялся немножко,
Как стало ясно: в армии у всех
   Одно оружье и одна одёжка.

And when ten million such were slain
  To please one crazy king,
Man, schooled in bulk by fear and pain,
  Grew weary of the thing;

Когда ж мильоны отошли навек
   Туда, откуда не было возврата,
Тогда устал от боли Человек,
   Устал от роли вечного солдата.

And, at the very hour designed,
  To enslave him past recall,
His tooth-stone-arrow-gun-shy mind
  Turned and abolished all.

И каждый час, что памятью былой
   Был предназначен для порабощенья,
Отвергнул ум, разбуженный и злой,
   Отвергнул ум – в тоске и отвращенье.

All Power, each Tyrant, every Mob
   Whose head has grown too large,
Ends by destroying its own job
  And works its own discharge;

Толпа любая и любой Тиран,
   Любая Власть, безумные в гордыне,
В себе скрывают собственный таран,
   Свергающий их мнимые твердыни.

And Man, whose mere necessities
  Move all things from his path,
Trembles meanwhile at their decrees,
  And deprecates their wrath!

Человек, насущное ища,
   Готовый просверлить земное чрево,
От их законов смертно трепеща,
   Не признаёт их ярости и гнева!