|
The Song of the Banjo
Песнь банджо
Joseph Rudyard Kipling
Джозеф Редьярд Киплинг
В переводе Полонской Елизаветы Григорьевны
Joseph Rudyard Kipling – Джозеф Редьярд Киплинг 30 декабря 1865 года – 18 января 1936 года
The Song of the Banjo |
Песнь банджо |
You couldn't pack a Broadwood half a mile –
You mustn't leave a fiddle in the damp –
You couldn't raft an organ up the Nile,
And play it in an Equatorial swamp.
I travel with the cooking-pots and pails –
I'm sandwiched 'tween the coffee and the pork –
And when the dusty column checks and tails,
You should hear me spur the rearguard to a walk! |
Рояль не завернешь с собою в путь,
А скрипку вредно в сырости держать,
Нельзя орган по Нилу потянуть,
Чтоб у болот экватора играть.
Меня везут с кастрюлькой и ведром,
Между консервов, кофе и свиных, –
В хвосте пылящем воинских колонн
Я арьергард подбадриваю их. |
With my "Pilly-willy-winky-winky popp!"
[O it's any tune that comes into my head!]
So I keep 'em moving forward till they drop;
So I play 'em up to water and to bed. |
Песней: Ты ли, Вилли, я ли, он ли мог?
(В голову мою не лезет звук иной) –
Так я их веду, пока их свалит с ног,
С песней этой на ночлег и водопой. |
In the silence of the camp before the fight,
When it's good to make your will and say your prayer,
You can hear my strumpty-tumpty overnight
Explaining ten to one was always fair.
I'm the prophet of the Utterly Absurd,
Of the Patently Impossible and Vain –
And when the Thing that Couldn't has occurred,
Give me time to change my leg and go again. |
В тишине бивака, если завтра бой,
(Помолись, скажи последнее прости) –
Слышишь: я толкую в темноте ночной:
«Славно, – значит, каждый против десяти!»
Крайне вздорны предсказания мои,
Дел несбыточных немыслимый исход,
Если же случайно сбудутся они, –
Дай, сменю размер, скажу наоборот. |
With my "Tumpa-tumpa-tumpa-tum-pa tump!"
In the desert where the dung-fed camp-smoke curled
There was never voice before us till I led our lonely chorus,
I – the war-drum of the White Man round the world! |
С песней: топай-топай-топай-топай-топ!
Так в пустыню, где бивака дым во мгле,
Где не слышно было слов, я привел ваш хор суровый,
Барабаны белокожих на чужой земле! |
By the bitter road the Younger Son must tread,
Ere he win to hearth and saddle of his own, –
'Mid the riot of the shearers at the shed,
In the silence of the herder's hut alone –
In the twilight, on a bucket upside down,
Hear me babble what the weakest won't confess –
I am Memory and Torment – I am Town!
I am all that ever went with evening dress! |
По крутой дороге Младший сын пройдет
Раньше, чем добыть себе очаг и дом.
Под навесом, где батрак овец стрижет,
В тишине, перед пастушьим шалашом,
В сумерках, на бочках кверху дном,
Бормочу я то, что слабый утаит:
Город – я, Воспоминанье обо всем,
Обо всем, что фрачной парой вас манит. |
With my "Tunk-a tunka-tunka-tunka-tunk!"
[So the lights – the London lights – grow near and plain!]
So I rowel 'em afresh towards the Devil and the Flesh,
Till I bring my broken rankers home again. |
С песней: тонкой, тонкой, тонкой, тонкой так!
Вот огни – да это Лондон!.. Блеск кругом!
Так я шпорю их на бой с чёртом и с самим собой,
Так веду их, укрощенных, в отчий дом. |
In desire of many marvels over sea,
Where the new-raised tropic city sweats and roars,
I have sailed with Young Ulysses from the quay
Till the anchor rumbled down on stranger shores.
He is blooded to the open and the sky,
He is taken in a snare that shall not fail,
He shall hear me singing strongly, till he die,
Like the shouting of a backstay in a gale. |
За сокровищем заокеанских стран,
Где в поту и реве новый город встал,
Мы с Улиссом юным через океан
Приплыли, – и якорь с грохотом упал.
Кровь его возьмет широкий небосвод,
Он попался в беспощаднейший силок.
И я буду петь, пока он не умрет,
– Слышишь, скрипы вантов в штормовой денек? |
With my "Hya! Heeya! Heeya! Hullah! Haul!"
[O the green that thunders aft along the deck!]
Are you sick o' towns and men? You must sign and sail again,
For it's "Johnny Bowlegs, pack your kit and trek!" |
Песню: хейа-хейа-хей-хеллоу-улов!
(О, зеленый гром за ютом, вдоль и вниз!)
Тошен стал родимый край? Что ж, простись и отплывай,
Как поется: «Джонни, – ровней! и тащись!» |
Through the gorge that gives the stars at noon-day clear –
Up the pass that packs the scud beneath our wheel –
Round the bluff that sinks her thousand fathom sheer –
Down the valley with our guttering brakes asqueal:
Where the trestle groans and quivers in the snow,
Where the many-shedded levels loop and twine,
So I lead my reckless children from below
Till we sing the Song of Roland to the pine. |
Сквозь ущелья те, где звезды днем горят,
Вверх, в проходы те, где тесно колесу,
Где утеса тысячефутовый скат,
Вниз в долину; всю в щетинистом лесу:
И в снега, где мостик гнется и поет,
Где и нивелир собьется в вышине,
Я детей моих отважных поведу вперед,
Чтобы песнь Роланда громко спеть сосне. |
With my "Tinka-tinka-tinka-tinka-tink!"
[And the axe has cleared the mountain, croup and crest!]
So we ride the iron stallions down to drink,
Through the cañons to the waters of the West! |
Слышишь: дымка-дымка-дымка-дым-дымить!
И топор прочистит горный путь туда,
И коней железных мы погоним пить
Сквозь каньоны, вдаль на Запад, где вода. |
And the tunes that mean so much to you alone –
Common tunes that make you choke and blow your nose,
Vulgar tunes that bring the laugh that brings the groan –
I can rip your very heartstrings out with those;
With the feasting, and the folly, and the fun –
And the lying, and the lusting, and the drink,
And the merry play that drops you, when you're done,
To the thoughts that burn like irons if you think. |
Эти звуки вам так много говорят,
Вы сморкаетесь, и вы потрясены.
Звуки пошлые вздыхают и томят,
Струны-сердца задевают вам они.
Звук ликует и дурачит, и влечет,
В нем обман, и опьяненье, и страсть;
Вы уже ушли, но вашу память жжет
Звука этого навязчивая власть. |
With my "Plunka-lunka-lunka-lunka-lunk!"
Here's a trifle on account of pleasure past,
Ere the wit that made you win gives you eyes to see your sin
And the heavier repentance at the last. |
Слышишь: томно-томно-томно-томно так...
Вот безделица в счет радости былой!
Прежде чем, ослеплены, вы поймете смысл вины, –
А раскаянье придет само собой! |
Let the organ moan her sorrow to the roof –
I have told the naked stars the grief of man.
Let the trumpets snare the foeman to the proof –
I have known Defeat, and mocked it as we ran.
My bray ye may not alter nor mistake
When I stand to jeer the fatted Soul of Things,
But the Song of Lost Endeavour that I make,
Is it hidden in the twanging of the strings? |
Пусть орган льет скорбь под потолок,
Жалобы людей Я звездам рассказал;
Пусть врага на битву позовет рожок,
Я – в Час Бегства – Бегство осмеял.
Рев мой неизменен и всегда правдив,
Я глумлюсь над жирным Смыслом всех вещей,
Но Потерянных возможностей мотив, –
Он ли до сих пор дрожит в струне моей? |
With my "Ta-ra-rara-rara-ra-ra-rrrp!"
[Is it naught to you that hear and pass me by?]
But the word – the word is mine, when the order moves the line
And the lean, locked ranks go roaring down to die. |
Слышишь: та-ра-рара-раоа-рара-ррра!
(Вас ничем во мне ни тронуть, ни пронять!)
На последнее за мной слово, движущее в бой,
И ряды, сомкнувшись, выйдут умирать! |
The grandam of my grandam was the Lyre –
[O the blue below the little fisher-huts!]
That the Stealer stooping beach ward filled with fire,
Till she bore my iron head and ringing guts!
By the wisdom of the centuries I speak –
To the tune of yestermorn I set the truth –
I, the joy of life unquestioned – I, the Greek –
I, the everlasting Wonder Song of Youth! |
Моё господство Лирой началось –
(О, лазурь над хижинами пастухов!)
Край, куда Небесный Вор огонь принес,
Чтоб сковать мой гриф и кольца ободков.
Голосом моим вещает Мудрый Век
О «Вчерашнем завтра» – истиной простой,
Я – прямая Радость жизни, древний Грек,
Песня вечная о Юности людской. |
With my "Tinka-tinka-tinka-tinka-tink!"
[What d'ye lack, my noble masters? What d'ye lack?]
So I draw the world together link by link:
Yea, from Delos up to Limerick and back! |
Слышишь: звонко-звонко-звонко-звонко-звон!
(В чем нехватка, в чем нехватка, господа?)
Так я связываю мир, звено с звеном,
К Делосу от Лимерика навсегда. |
Переводчик: Полонская Елизавета Григорьевна
|
|
|