As I was a-wand’ring ae midsummer e’enin’,
    The pipers and youngsters were making their game;
Amang them I spied my faithless fause lover,
    Which bled a’ the wound o’ my dolour again.

 Когда молодежь на траве среди луга
 Плясала под вечер Иванова дня,
 Я вновь увидала неверного друга,
 И рана открылась в душе у меня.

Weel, since he has left me, may pleasure gae wi’ him;
    I may be distress’d, but I winna complain;
I flatter my fancy I may get anither,
    My heart it shall never be broken for ane.

 О скорби своей не скажу я ни слова.
 Меня мой любимый успел разлюбить,
 Но, может быть, в мире я встречу другого.
 Не мог же он сердце навеки разбить.

I could na get sleeping till dawin for greetin’,
    The tears trickled down like the hail and the rain:
Had I na got greetin’, my heart wad a broken,
    For, oh! luve forsaken’s a tormenting pain.

 До света мне слезы уснуть не давали,
 Лились, будто ливень из туч грозовых.
 Ах, горькие слезы, без вас бы едва ли,
 Любовь пережив, я осталась в живых.

Although he has left me for greed o’ the siller,
    I dinna envy him the gains he can win;
I rather wad bear a’ the lade o’ my sorrow
    Than ever hae acted sae faithless to him.

 Пускай серебро его блеском пленило,
 Неверного друга не стану винить.
 Но, если мне сердце его изменило,
 Мое не могло бы ему изменить.

Weel, since he has left me, may pleasure gae wi’ him,
    I may be distress’d, but I winna complain;
I flatter my fancy I may get anither,
    My heart it shall never be broken for ane.