'Twas in that place o' Scotland's isle,
 That bears the name o' auld King Coil,
 Upon a bonie day in June,
 When wearin' thro' the afternoon,
 Twa dogs, that were na thrang at hame,
 Forgather'd ance upon a time.

 Где в память Койла - короля
 Зовется исстари земля,
 В безоблачный июньский день,
 Когда собакам лаять лень,
 Сошлись однажды в час досуга
 Два добрых пса, два верных друга.

 The first I'll name, they ca'd him Caesar,
 Was keepit for His Honor's pleasure:
 His hair, his size, his mouth, his lugs,
 Shew'd he was nane o' Scotland's dogs;
 But whalpit some place far abroad,
 Whare sailors gang to fish for cod.

 Один был Цезарь. Этот пес
 В усадьбе лорда службу нес.
 И шерсть и уши выдавали,
 Что был шотландцем он едва ли,
 А привезен издалека,
 Из мест, где ловится треска.
 Он отличался ростом, лаем
 От всех собак, что мы встречаем.

 His locked, letter'd, braw brass collar
 Shew'd him the gentleman an' scholar;
 But though he was o' high degree,
 The fient a pride, nae pride had he;
 But wad hae spent an hour caressin,
 Ev'n wi' al tinkler-gipsy's messin:
 At kirk or market, mill or smiddie,
 Nae tawted tyke, tho' e'er sae duddie,
 But he wad stan't, as glad to see him,
 An' stroan't on stanes an' hillocks wi' him.

 Ошейник именной, с замком,
 Прохожим говорил о том,
 Что Цезарь был весьма почтенным
 И просвещенным джентльменом.

 Он родовит был, словно лорд,
 Но - к черту спесь! - он не был горд
 И целоваться лез со всякой
 Лохматой грязною собакой,
 Каких немало у шатров
 Цыган - бродячих мастеров.

 У кузниц, мельниц и лавчонок,
 Встречая шустрых собачонок,
 Вступал он с ними в разговор,
 Мочился с ними на забор.

 The tither was a ploughman's collie —
 A rhyming, ranting, raving billie,
 Wha for his friend an' comrade had him,
 And in freak had Luath ca'd him,
 After some dog in Highland Sang,*
 Was made lang syne, — Lord knows how lang.
 
 [*Luath, Cuchullin's dog in Ossian's "Fingal." — R.B.]

 А пес другой был сельский колли,
 Веселый дома, шумный в поле,
 Товарищ пахаря и друг
 И самый преданный из слуг.

 Его хозяин - резвый малый,
 Чудак, рифмач, затейник шалый -
 Решил - кто знает, почему! -
 Присвоить колли своему
 Прозванье "Люат". Имя это
 Носил какой-то пес, воспетый
 В одной из песен иль баллад
 Так много лет тому назад.

 He was a gash an' faithfu' tyke,
 As ever lap a sheugh or dyke.
 His honest, sonsie, baws'nt face
 Aye gat him friends in ilka place;
 His breast was white, his touzie back
 Weel clad wi' coat o' glossy black;
 His gawsie tail, wi' upward curl,
 Hung owre his hurdie's wi' a swirl.

 Был этот Люат всем по нраву.
 В лихом прыжке через канаву
 Не уступал любому псу.
 Полоской белой на носу
 Самой природою отмечен,
 Он был доверчив и беспечен.

 Черна спина его была,
 А грудь, как первый снег, бела.
 И пышный хвост, блестящий, черный,
 Кольцом закручен был задорно.

 Nae doubt but they were fain o' ither,
 And unco pack an' thick thegither;
 Wi' social nose whiles snuff'd an' snowkit;
 Whiles mice an' moudieworts they howkit;
 Whiles scour'd awa' in lang excursion,
 An' worry'd ither in diversion;
 Until wi' daffin' weary grown
 Upon a knowe they set them down.
 An' there began a lang digression.
 About the "lords o' the creation."

 Как братья, жили эти псы.
 Они в свободные часы
 Мышей, кротов ловили в поле,
 Резвились, бегали на воле
 И, завершив свой долгий путь,
 Присаживались отдохнуть
 В тени ветвей над косогором,
 Чтобы развлечься разговором.

 А разговор они вели
 О людях - о царях земли.

           Caesar

 I've aften wonder'd, honest Luath,
 What sort o' life poor dogs like you have;
 An' when the gentry's life I saw,
 What way poor bodies liv'd ava.

 Our laird gets in his racked rents,
 His coals, his kane, an' a' his stents:
 He rises when he likes himsel';
 His flunkies answer at the bell;
 He ca's his coach; he ca's his horse;
 He draws a bonie silken purse,
 As lang's my tail, where, thro' the steeks,
 The yellow letter'd Geordie keeks.

 Frae morn to e'en, it's nought but toiling
 At baking, roasting, frying, boiling;
 An' tho' the gentry first are stechin,
 Yet ev'n the ha' folk fill their pechan
 Wi' sauce, ragouts, an' sic like trashtrie,
 That's little short o' downright wastrie.
 Our whipper-in, wee, blasted wonner,
 Poor, worthless elf, it eats a dinner,
 Better than ony tenant-man
 His Honour has in a' the lan':
 An' what poor cot-folk pit their painch in,
 I own it's past my comprehension.

           Цезарь

 Мой честный Люат! Верно, тяжкий
 Удел достался вам, бедняжки.
 Я знаю только высший круг,
 Которому жильцы лачуг
 Должны платить за землю птицей,
 Углем, и шерстью, и пшеницей.

 Наш лорд живет не по часам,
 Встает, когда захочет сам.
 Открыв глаза, звонит лакею,
 И тот бежит, сгибая шею.
 Потом карету лорд зовет -
 И конь с каретой у ворот.
 Уходит лорд, монеты пряча
 В кошель, длинней, чем хвост собачий,
 И смотрит с каждой из монет
 Георга Третьего портрет.

 До ночи повар наш хлопочет,
 Печет и жарит, варит, мочит,
 Сперва попотчует господ,
 Потом и слугам раздает
 Супы, жаркие и варенья, -
 Что ни обед, то разоренье!
 Не только первого слугу
 Здесь кормят соусом, рагу,
 Но и последний доезжачий,
 Тщедушный шут, живет богаче,
 Чем тот, кто в поле водит плуг.
 А что едят жильцы лачуг, -
 При всем моем воображенье
 Я не имею представленья!

           Luath

 Trowth, Caesar, whiles they're fash't eneugh:
 A cottar howkin in a sheugh,
 Wi' dirty stanes biggin a dyke,
 Baring a quarry, an' sic like;
 Himsel', a wife, he thus sustains,
 A smytrie o' wee duddie weans,
 An' nought but his han'-daurk, to keep
 Them right an' tight in thack an' rape.

 An' when they meet wi' sair disasters,
 Like loss o' health or want o' masters,
 Ye maist wad think, a wee touch langer,
 An' they maun starve o' cauld an' hunger:
 But how it comes, I never kent yet,
 They're maistly wonderfu' contented;
 An' buirdly chiels, an' clever hizzies,
 Are bred in sic a way as this is.

            Люат

 Ах, Цезарь, я у тех живу,
 Кто дни проводит в грязном рву,
 Копается в земле и в глине
 На мостовой и на плотине,

 Кто от зари до первых звезд
 Дробит булыжник, строит мост,
 Чтоб прокормить себя, хозяйку
 Да малышей лохматых стайку.

 Пока работник жив-здоров,
 Есть у ребят и хлеб и кров,
 Но если в нищенский приют
 Подчас болезни забредут,
 Придет пора неурожаев
 Иль не найдет бедняк хозяев, -
 Нужда, недуги, холода
 Семью рассеют навсегда...

 А все ж, пока не грянет буря,
 Они живут бровей не хмуря.
 И поглядишь, - в конце концов
 Немало статных молодцов
 И прехорошеньких подружек
 Выходит из таких лачужек.

           Caesar

 But then to see how ye're negleckit,
 How huff'd, an' cuff'd, an' disrespeckit!
 Lord man, our gentry care as little
 For delvers, ditchers, an' sic cattle;
 They gang as saucy by poor folk,
 As I wad by a stinkin brock.
 
 I've notic'd, on our laird's court-day, —
 An' mony a time my heart's been wae,—
 Poor tenant bodies, scant o'cash,
 How they maun thole a factor's snash;
 He'll stamp an' threaten, curse an' swear
 He'll apprehend them, poind their gear;
 While they maun stan', wi' aspect humble,
 An' hear it a', an' fear an' tremble!
 
 I see how folk live that hae riches;
 But surely poor-folk maun be wretches!

           Цезарь

 Однако, Люат, вы живете
 В обиде, в нищете, в заботе.
 А ваши беды замечать
 Не хочет чопорная знать.
 Все эти лорды на холопов -
 На землеробов, землекопов -
 Глядят с презреньем, свысока,
 Как мы с тобой на барсука!

 Не раз, не два я видел дома,
 Как управитель в день приема
 Встречает тех, кто в точный срок
 За землю уплатить не мог.
 Грозит отнять у них пожитки,
 А их самих раздеть до нитки.
 Ногами топает, кричит,
 А бедный терпит и молчит.
 Он с малых лет привык бояться
 Мошенника и тунеядца...

 Не знает счастья нищий люд.
 Его удел - нужда и труд!

           Luath

 They're no sae wretched's ane wad think.
 Tho' constantly on poortith's brink,
 They're sae accustom'd wi' the sight,
 The view o't gives them little fright.
 
 Then chance and fortune are sae guided,
 They're aye in less or mair provided:
 An' tho' fatigued wi' close employment,
 A blink o' rest's a sweet enjoyment.
 
 The dearest comfort o' their lives,
 Their grushie weans an' faithfu' wives;
 The prattling things are just their pride,
 That sweetens a' their fire-side.
 
 An' whiles twalpennie worth o' nappy
 Can mak the bodies unco happy:
 They lay aside their private cares,
 To mind the Kirk and State affairs;
 They'll talk o' patronage an' priests,
 Wi' kindling fury i' their breasts,
 Or tell what new taxation's comin,
 An' ferlie at the folk in Lon'on.
 
 As bleak-fac'd Hallowmass returns,
 They get the jovial, rantin kirns,
 When rural life, of ev'ry station,
 Unite in common recreation;
 Love blinks, Wit slaps, an' social Mirth
 Forgets there's Care upo' the earth.
 
 That merry day the year begins,
 They bar the door on frosty win's;
 The nappy reeks wi' mantling ream,
 An' sheds a heart-inspiring steam;
 The luntin pipe, an' sneeshin mill,
 Are handed round wi' right guid will;
 The cantie auld folks crackin crouse,
 The young anes rantin thro' the house—
 My heart has been sae fain to see them,
 That I for joy hae barkit wi' them.
 
 Still it's owre true that ye hae said,
 Sic game is now owre aften play'd;
 There's mony a creditable stock
 O' decent, honest, fawsont folk,
 Are riven out baith root an' branch,
 Some rascal's pridefu' greed to quench,
 Wha thinks to knit himsel the faster
 In favour wi' some gentle master,
 Wha, aiblins, thrang a parliamentin,
 For Britain's guid his saul indentin —

            Люат

 Нет, несмотря на все напасти,
 И бедняку знакомо счастье.
 Знавал он голод и мороз -
 И не боится их угроз.
 Он не пугается соседства
 Нужды, знакомой с малолетства.
 Богатый, бедный, старый, юный -
 Все ждут подарка от фортуны.
 А кто работал свыше сил,
 Тем без подарка отдых мил.

 Нет лучшей радости на свете,
 Чем свой очаг, жена и дети,
 Малюток резвых болтовня
 В свободный вечер у огня.
 А кружка пенсовая с пивом
 Любого сделает счастливым.
 Забыв нужду на пять минут,
 Беседу бедняки ведут
 О судьбах церкви и державы
 И судят лондонские нравы.

 А сколько радостей простых
 В осенний праздник всех святых!
 Так много в городах и селах
 Затей невинных и веселых.
 Людей в любой из деревень
 Роднит веселье в этот день.
 Любовь мигает, ум играет,
 А смех заботы разгоняет.

 Как ни нуждается народ,
 А Новый год есть Новый год.
 Пылает уголь. Эль мятежный
 Клубится пеной белоснежной.
 Отцы усядутся кружком
 И чинно трубку с табаком
 Передают один другому.
 А юность носится по дому.
 Я от нее не отстаю
 И лаю, - так сказать, пою.

 Но, впрочем, прав и ты отчасти.
 Нередко плут, добившись власти,
 Рвет, как побеги сорняков
 Из почвы, семьи бедняков,

 Стремясь прибавить грош к доходу,
 А более всего - в угоду
 Особе знатной, чтобы с ней
 Себя связать еще тесней.
 А знатный лорд идет в парламент
 И, проявляя темперамент,
 Клянется - искренне вполне -
 Служить народу и стране.

           Caesar

 Haith, lad, ye little ken about it:
 For Britain's guid! guid faith! I doubt it.
 Say rather, gaun as Premiers lead him:
 An' saying ay or no's they bid him:
 At operas an' plays parading,
 Mortgaging, gambling, masquerading:
 Or maybe, in a frolic daft,
 To Hague or Calais takes a waft,
 To mak a tour an' tak a whirl,
 To learn bon ton, an' see the worl'.
 
 There, at Vienna, or Versailles,
 He rives his father's auld entails;
 Or by Madrid he takes the rout,
 To thrum guitars an' fecht wi' nowt;
 Or down Italian vista startles,
 
 Whore - hunting amang groves o' myrtles:
 Then bowses drumlie German-water,
 To mak himsel look fair an' fatter,
 An' clear the consequential sorrows,
 Love-gifts of Carnival signoras.
 
 For Britain's guid! for her destruction!
 Wi' dissipation, feud, an' faction.

           Цезарь

 Служить стране?.. Ах ты, дворняжка!
 Ты мало знаешь свет, бедняжка.
 В палате досточтимый сэр
 Повторит, что велит премьер.
 Ответит "да" иль скажет "нет",
 Как пожелает кабинет.

 Зато он будет вечерами
 Блистать и в опере, и в драме,
 На скачках, в клубе, в маскараде,
 А то возьмет и скуки ради
 На быстрокрылом корабле
 Махнет в Гаагу и в Кале,
 Чтобы развлечься за границей,
 Повеселиться, покружиться
 Да изучить, увидев свет,
 Хороший тон и этикет.

 Растратит в Вене и Версале
 Фунты, что деды наживали,
 Заглянет по пути в Мадрид,
 И на гитаре побренчит,
 Да полюбуется картиной
 Боев испанцев со скотиной.

 Неаполь быстро оглядев,
 Ловить он будет смуглых дев.
 А после на немецких водах
 В тиши устроится на отдых

 Пред тем, как вновь пуститься в путь,
 Чтоб свежий вид себе вернуть
 Да смыть нескромный след, который
 Оставлен смуглою синьорой...

 Стране он служит?.. Что за вздор!
 Несет он родине позор,
 Разврат, раздор и униженье.
 Вот каково его служенье!

           Luath

 Hech, man! dear sirs! is that the gate
 They waste sae mony a braw estate!
 Are we sae foughten an' harass'd
 For gear to gang that gate at last?
 
 O would they stay aback frae courts,
 An' please themsels wi' country sports,
 It wad for ev'ry ane be better,
 The laird, the tenant, an' the cotter!
 For thae frank, rantin, ramblin billies,
 Feint haet o' them's ill-hearted fellows;
 Except for breakin o' their timmer,
 Or speakin lightly o' their limmer,
 Or shootin of a hare or moor-cock,
 The ne'er-a-bit they're ill to poor folk,
 
 But will ye tell me, Master Caesar,
 Sure great folk's life's a life o' pleasure?
 Nae cauld nor hunger e'er can steer them,
 The very thought o't need na fear them.

            Люат

 Я вижу, эти господа
 Растратят скоро без следа
 Свои поля, свои дубравы...
 Порой и нас мутит лукавый.
 - Эх, черт возьми! - внушает черт. -
 Пожить бы так, как этот лорд!..

 Но, Цезарь, если б наша знать
 Была согласна променять
 И двор и свет с его отравой
 На мир и сельские забавы, -
 Могли прожить бы кое-как
 И лорд, и фермер, и батрак.

 Не знаешь ты простого люда.
 Он прям и честен, хоть с причудой.
 Какого черта говорят,
 Что он и зол и плутоват!
 Ну, срубит в роще деревцо,
 Ну, скажет лишнее словцо
 Иль два по поводу зазнобы
 Одной сиятельной особы.
 Ну, принесет к обеду дичь,
 Коль удалось ее настичь,
 Подстрелит зайца на охоте
 Иль куропатку на болоте.
 Но честным людям никогда
 Не причиняет он вреда.

 Теперь скажи: твой высший свет
 Вполне ли счастлив или нет?

           Caesar

 Lord, man, were ye but whiles whare I am,
 The gentles, ye wad ne'er envy them!
 
 It's true, they need na starve or sweat,
 Thro' winter's cauld, or simmer's heat:
 They've nae sair wark to craze their banes,
 An' fill auld age wi' grips an' granes:
 But human bodies are sic fools,
 For a' their colleges an' schools,
 That when nae real ills perplex them,
 They mak enow themsel's to vex them;
 An' aye the less they hae to sturt them,
 In like proportion, less will hurt them.
 
 A country fellow at the pleugh,
 His acre's till'd, he's right eneugh;
 A country girl at her wheel,
 Her dizzen's dune, she's unco weel;
 But gentlemen, an' ladies warst,
 Wi' ev'n-down want o' wark are curst.
 They loiter, lounging, lank an' lazy;
 Tho' deil-haet ails them, yet uneasy;
 Their days insipid, dull, an' tasteless;
 Their nights unquiet, lang, an' restless.
 
 An'ev'n their sports, their balls an' races,
 Their galloping through public places,
 There's sic parade, sic pomp, an' art,
 The joy can scarcely reach the heart.
 
 The men cast out in party-matches,
 Then sowther a' in deep debauches.
 Ae night they're mad wi' drink an' whoring,
 Niest day their life is past enduring.
 
 The ladies arm-in-arm in clusters,
 As great an' gracious a' as sisters;
 But hear their absent thoughts o' ither,
 They're a' run-deils an' jads thegither.
 Whiles, owre the wee bit cup an' platie,
 They sip the scandal-potion pretty;
 Or lee-lang nights, wi' crabbit leuks
 Pore owre the devil's pictur'd beuks;
 Stake on a chance a farmer's stackyard,
 An' cheat like ony unhanged blackguard.
 
 There's some exceptions, man an' woman;
 But this is gentry's life in common.

           Цезарь

 Нет, братец, поживи в палатах -

 Иное скажешь о богатых!
 Не страшен холод им зимой,
 И не томит их летний зной,
 И непосильная работа
 Не изнуряет их до пота,
 И сырость шахт или канав
 Не гложет каждый их сустав.
 Но так уж человек устроен:
 Он и в покое неспокоен.
 Где нет печалей и забот,
 Он сам беду себе найдет.
 Крестьянский парень вспашет поле

 И отдохнет себе на воле.
 Девчонка рада, если в срок
 За прялкой выполнит урок.
 Но люди избранного круга
 Не терпят тихого досуга.

 Томит их немочь, вялость, лень.
 Бесцветным кажется им день,
 А ночь - томительной и длинной,
 Хоть для тревоги нет причины.

 Не веселит их светский бал,
 Ни маскарад, ни карнавал,
 Ни скачка бешеным галопом
 По людным улицам и тропам...
 Все напоказ, чтоб видел свет,
 А для души отрады нет!

 Кто проиграл в турнире партий,
 Находит вкус в другом азарте -
 В ночной разнузданной гульбе.
 А днем им всем не по себе.
 А наши леди!.. Сбившись в кучку,
 Они, друг дружку взяв под ручку,
 Ведут душевный разговор...
 Принять их можно за сестер.

 Но эти милые особы
 Полны такой взаимной злобы,
 Что, если б высказались вслух,
 Затмить могли чертей и шлюх.

 За чайной чашечкой в гостиной
 Они глотают яд змеиный.
 Потом, усевшись за столы,
 Играют до рассветной мглы
 В картишки - в чертовы картинки.
 Плутуют нагло, как на рынке,
 На карту ставят весь доход
 Крестьянина за целый год,
 Чтобы спустить в одно мгновенье...

 Бывают, правда, исключенья -
 Без исключений правил нет, -
 Но так устроен высший свет...
          -----

 By this, the sun was out of sight,
 An' darker gloamin brought the night;
 The bum-clock humm'd wi' lazy drone;
 The kye stood rowtin i' the loan;
 When up they gat an' shook their lugs,
 Rejoic'd they werena men but dogs;
 An' each took aff his several way,
 Resolv'd to meet some ither day.

 Давно уж солнце скрылось прочь,
 Пришла за сумерками ночь...
 Мычали на лугу коровы,
 И жук гудел струной басовой,
 И вышел месяц в небеса,
 Когда простились оба пса.
 Ушами длинными тряхнули,
 Хвостами дружески махнули,
 Пролаяв: - Славно, черт возьми,
 Что бог не создал нас людьми!

 И, потрепав один другого,
 Решили повстречаться снова.