Wee, modest crimson-tipped flow'r,
 Thou's met me in an evil hour;
 For I maun crush amang the stoure
     Thy slender stem:
 To spare thee now is past my pow'r,
     Thou bonie gem.

 О милый, розовый цветок!
 Твой нежный срезан стебелек!
 Меня не в добрый встретил час
     Ты на пути!
 Чего б я не дал, мой алмаз,
     Тебя спасти!

 Alas! it's no thy neibor sweet,
 The bonie lark, companion meet,
 Bending thee 'mang the dewy weet,
     Wi' spreckl'd breast!
 When upward-springing, blythe, to greet
     The purpling east.

 Не будет жаворонок весной
 Теперь кружиться над тобой,
 И песнь, припав к груди твоей,
     Не заведет,
 Летя, в сиянии лучей,
     Под небосвод.

 Cauld blew the bitter-biting north
 Upon thy early, humble birth;
 Yet cheerfully thou glinted forth
     Amid the storm,
 Scarce rear'd above the parent-earth
     Thy tender form.

 В краю ты диком цвет раскрыл;
 Холодный ветер вокруг лишь выл;
 Один он бедный уголок
     Твой возмущал,
 Когда с земли свой стебелек
     Ты поднимал.

 The flaunting flow'rs our gardens yield,
 High shelt'ring woods and wa's maun shield;
 But thou, beneath the random bield
     O' clod or stane,
 Adorns the histie stibble field,
     Unseen, alane.

 Другим цветкам есть рок иной,
 В саду их нежат за стеной,
 Тебе ж обломок лишь плиты
     Приютом был,
 За ней, цветя, так скромно ты
     Безвестный жил.

 There, in thy scanty mantle clad,
 Thy snawie bosom sun-ward spread,
 Thou lifts thy unassuming head
     In humble guise;
 But now the share uptears thy bed,
     And low thou lies!

 Как сладко в рубище твоем
 Ты грелся утренним лучом!
 Но только очи в синю даль
     К Творцу поднял...
 Увы! Тебя коснулась сталь,
     И вот! Ты пал!

 Such is the fate of artless maid,
 Sweet flow'ret of the rural shade!
 By love's simplicity betray'd,
     And guileless trust;
 Till she, like thee, all soil'd, is laid
     Low i' the dust.

 Цветок прелестный, луговой,
 С девицей сходен жребий твой,
 Когда любовь сей жизни путь
     Ей озарит,
 И, обманув, младую грудь
     Оледенит.

 Such is the fate of simple bard,
 On life's rough ocean luckless starr'd!
 Unskilful he to note the card
     Of prudent lore,
 Till billows rage, and gales blow hard,
     And whelm him o'er!

 Такая ж участь ждет певца,
 Когда, с беспечностью пловца,
 Он с песнью средь житейских волн
     Один плывет;
 Вал набежит — и утлый чолн
     В пучине вод!

 Such fate to suffering worth is giv'n,
 Who long with wants and woes has striv'n,
 By human pride or cunning driv'n
     To mis'ry's brink;
 Till wrench'd of ev'ry stay but Heav'n,
     He, ruin'd, sink!

 Таков и бедняка удел,
 Кому томиться рок велел;
 Кто жизнь ведя средь слез и бед,
     Все уповал,
 И снесть не мог, и в цвете лет
     Бессильный пал.

 Ev'n thou who mourn'st the Daisy's fate,
 That fate is thine—no distant date;
 Stern Ruin's plough-share drives elate,
     Full on thy bloom,
 Till crush'd beneath the furrow's weight,
     Shall be thy doom!

 Но участь бедного цветка,
 О ком грустишь ты, всем близка!
 Смотри, уж время острый плуг
     К тебе влачит!
 И, срезан им, ты будешь вдруг
     Землей зарыт!